5.Вернемся к сериалу и роману. Разговор Григория Мелехова в ревкоме с Иваном Алексеевичем и Мишкой Кошевым. И опять Шолохов сталкивает две правды: правду казаков, владеющих землями, – с одной стороны и иногородних, рабочих и бедного крестьянства – с другой. Правду первых представляет Григорий.
«… А власть твоя, - уж как хочешь, - а поганая власть. Ты мне скажи прямо, и мы разговор кончим: чего она дает нам, казакам?
- Каким казакам? Казаки тоже разные.
- Всем, какие есть.
- Свободу, права... Да ты погоди!.. Постой, ты чего-то...
- Так в семнадцатом году говорили, а теперь надо новое придумывать, - перебил Григорий. - Земли дает? Воли? Сравняет?.. Земли у нас - хоть заглонись ею. Воли больше не надо, а то на улицах будут друг дружку резать. Атаманов сами выбирали, а теперь сажают. Кто его выбирал, какой тебя ручкой обрадовал? Казакам эта власть, окромя разору, ничего не дает! Мужичья власть, им она и нужна. Но нам и генералы не нужны. Что коммунисты, что генералы - одно ярмо.
- Богатым казакам не нужна, а другим? Дурья голова! Богатых-то в хуторе трое, а энти бедные. А рабочих куда денешь? Нет, мы так судить с тобой не могем! Нехай богатые казаки от сытого рта оторвут кусок и дадут голодному. А не дадут - с мясом вырвем! Будя пановать! Заграбили землю...
- Не заграбили, а завоевали! Прадеды наши кровью ее полили, оттого, может, и родит наш чернозем.
- Все равно, а делиться с нуждой надо. Равнять - так равнять! А ты на холостом ходу работаешь. Куда ветер, туда и ты, как флюгерок на крыше.»
В фильме же, уже в который раз, звучит только правда казацкая, только слова Григория. Ответа ему нет – режиссер не позволяет!
читать дальшеПосле этого разговора Григорий спешно уезжает из хутора, скрываясь от возможного ареста. Затем происходит тот самый расстрел семерых казаков, в том числе и отца Натальи, и вспыхивает антибольшевистское восстание. Загорелось оно в Вешенской, где в это время был Мишка Кошевой, а за ней и во всех хуторах Обдонья. Сбежав из Вешенской на свой хутор, Мишка попадает в руки разъяренных казаков. Лишь случайность спасла его от смерти.
Так, что в его спасении, как это показано в фильме, Григорий Мелехов участия не мог принимать и не принимал. Да, скорее всего, и не стал бы спасать он Мишку – слишком разошлись их пути, слишком зол был Григорий на большевиков.
«Теперь ему уже казалось, что извечно не было в ней такой правды, под крылом которой мог бы посогреться всякий, и, до края озлобленный, он думал: у каждого своя правда, своя борозда. За кусок хлеба, за делянку земли, за право на жизнь всегда боролись люди и будут бороться, пока светит им солнце, пока теплая сочится по жилам кровь. Надо биться с тем, кто хочет отнять жизнь, право на нее; надо биться крепко, не качаясь, - как в стенке, - а накал ненависти,
твердость даст борьба. Надо только не взнуздывать чувств, дать простор им, как бешенству, - и все.
Пути казачества скрестились с путями безземельной мужичьей Руси, с путями фабричного люда. Биться с ними насмерть. Рвать у них из-под ног тучную донскую, казачьей кровью политую землю. Гнать их, как татар, из пределов области! Тряхнуть Москвой, навязать ей постыдный мир! На узкой стежке не разойтись - кто-нибудь кого-нибудь, а должен свалить. Проба сделана: пустили на войсковую землю красные полки, испробовали? А теперь -
за шашку!
Об этом, опаляемый слепой ненавистью, думал Григорий, пока конь нес его по белогривому покрову Дона. На миг в нем ворохнулось противоречие: "Богатые с бедными, а не казаки с Русью... Мишка Кошевой и Котляров тоже казаки, а насквозь красные..." Но он со злостью отмахнулся от этих мыслей.»
Итак, Григорий оказался в рядах восставших казаков. Кстати, не все казаки хотели вступать в ряды повстанцев, их заставляли силой, как например, Степана Астахова. Этого эпизода, разумеется, в фильме нет, как нет и упоминания о расправе над коммунистом, красным командиром Лихачевым. В этой сцене Шолохов очень саркастически и зло обличает восставших: «Его не расстреляли. Повстанцы же боролись против "расстрелов и грабежей"...
…
…в семи верстах от Вешенской, в песчаных, сурово насупленных бурунах его зверски зарубили
конвойные. Живому выкололи ему глаза, отрубили руки, уши, нос, искрестили шашками лицо. Расстегнули штаны и надругались, испоганили большое, мужественное, красивое тело. Надругались над кровоточащим обрубком, а потом один из конвойных наступил на хлипко дрожавшую грудь, на поверженное навзничь тело и одним ударом наискось отсек голову».
Самое интересное, что восстав против большевиков, основная масса казаков считала, что воюет не против Советской власти, а против «коммунистов и жидов».
«После долгих споров и толков решили сохранить прежнюю структуру власти. В состав окружного исполкома выбрали наиболее уважаемых казаков, преимущественно молодых.
…
Были образованы в станицах и хуторах советы, и как ни странно, осталось в обиходе даже,
некогда ругательное, слово "товарищ". Был кинут и демагогический лозунг: "За Советскую власть, но против коммуны, расстрелов и грабежей". Поэтому-то на папахах повстанцев вместо одной нашивки или перевязки - белой - появлялись две: белая накрест с красной...»
После гибели брата, с ожесточением мстя за него, либо не беря уже пленных, либо расстреливая их, в какой-то миг Григорий остановился: «А главное - против кого веду (дивизию восставших казаков – прим. моё)? Против народа... Кто же прав?».
И опять его одолевают сомнения в верности выбранного пути. «А мне думается, что заблудились мы, когда на восстание пошли...», - бросает он как-то в разговоре.
Масла в огонь подлила и новость о том, что в казацком войске есть белогвардейские офицеры. «А что, если кадеты нарочно наоставляли у нас этих знающих офицеров, чтоб поднять нас в тылу у красных, чтоб они по-своему, по-ученому руководили нами?" - и сознание с злорадной услужливостью подсунуло догадки и доводы. … “…Наворошили мы делов...” И домыслами обнажая жизнь, затравленно, с тоской додумал: "Спутали нас ученые люди... Господа спутали! Стреножили жизню и нашими руками вершают свои дела. В пустяковине - и то верить никому нельзя..."».
Против этой новой военной заварушки роптало и мирное население, особенно небогатое.
Постепенно казацкое воинство разлагалось: постоянные попойки, разврат с местными бабами и девками, самовольные отлучки в свои хутора. Этому разложению поддался и Григорий, путаясь с жалмерками и пристрастившись к самогону. И все чаще с тоскою он вспоминал о своем доме и Аксинье.
И снова С. Урсуляк проходит мимо этой тоски, мимо морального распада восставших. Потому и не понятно, отчего у Григория произошел нервный срыв в бою с отрядом матросов. По версии режиссера Григорию привиделся убитый им еще в I Мировую австриец. Хочется узнать, а он-то здесь причем?
М. Шолохов ясно пишет, что у Мелехова выходит почва из-под ног и пропадает уверенность в своей правоте, т.к. он понимает, что народ не поддерживает это восстание, что казацким войском снова управляет ненавистное офицерье, что опять он на опостылевшей войне рубит своих же земляков вместо мирного крестьянского труда на своей земле, в своем хуторе.
А С. Урсуляк подсовывает зрителю какие-то непонятные воспоминания и видения, которые никакого отношения к сути происходящего не имеют!
И разве к этому австрийцу относится дикий, надорванный крик Григория: «- Кого же рубил!..
- Братцы, нет мне прощения!.. Зарубите, ради бога... в бога мать... Смерти... предайте!..» ?