Союз Вронского и Анны (продолжение)
И еще раз об Анне и ее браках
Вернемся к Анне и ее брачным союзам еще раз. Мы уже видели ее в замужестве с Карениным, когда все ее эмоции и чувства подавлялись, но Толстой неоднократно подчеркивал ее красоту, ум, наблюдательность, искренность и хорошие манеры. Анна вызывала симпатию у всех, с кем общалась, к ее словам прислушивались, ею очаровывались. Толстой говорит и о спокойной любви Анны к своему мужу, доверии и открытости в их отношениях до ее рокового знакомства с Вронским.
читать дальшеПосле же поездки в Москву, знакомства с Вронским и случайной встречи с ним на станции по дороге назад, в Петербург, Анна резко переменилась. Домой вернулась другая Анна, Толстой показывает, что она чужими глазами смотрит на мужа – он становится ей неприятен даже чисто внешне, на какое-то мгновение она разочаровывается в сыне, она не говорит Каренину о Вронском, это было впервые: раньше между супругами тайн не существовало, и о своих неудачливых поклонниках Анна рассказывала. Перемены в Анне тем более неожиданны, что о ее влюбленности во Вронского речи пока не идет. Сама она была склонна считать общение с ним на балу и встречу на станции только эпизодами светской жизни, не стоящими внимания. Но начало трагедии Толстым-моралистом положено, а дальше идет нагнетание ситуации: влюбленный Вронский начинает прямо-таки преследовать Анну, ездить туда, где мог бы ее встретить, перекинуться с ней хотя бы 2-3 фразами, а когда можно, говорить о своей любви. И хотя Анна не отвечала на его чувства, она уже делала шаги навстречу: в первую очередь, поменяла свой круг общения. Если до поездки в Москву она входила в узкий кружок «совести петербургского общества» – «добродетельных и набожных женщин» (правда, старых и некрасивых) и «умных, ученых, честолюбивых мужчин», то после возвращения Анна предпочитала круг Бетси Тверской, жены ее двоюродного брата и одновременно двоюродной сестры Вронского. Это был настоящий петербургский свет, «свет балов, обедов, блестящих туалетов, свет, державшийся одною рукой за двор». Анна стала избегать «нравственных друзей своих и ездила в большой свет. Там она встречала Вронского и испытывала волнующую радость при этих встречах». Вскоре Анна поняла, что преследование Вронского ей не только приятно, но и «что оно составляет весь интерес ее жизни». Соблазнение невинной Анны Вронским через Бетси, прямо-таки, идет по рецептам соблазнения Наташи Ростовой Анатолем Курагиным с помощью своей сестры Элен! Правда, Анна уже не наивная юная девушка, она обладает и трезвым умом и характером, однако, Толстой-моралист ведет свою линию: Вронский – коварный соблазнитель, Анна – невинная жертва, становящаяся на путь разврата. Впрочем, и Анна с самого начала знакомства с Вронским показана с некоей червоточинкой, как заметила Кити, «было что-то ужасное и жестокое в ее прелести», «что-то ужасное, бесовское и прелестное».
Хотя поначалу Толстой и не объяснил причину столь резкой перемены в Анне – от уважительно-любовного отношения к мужу до его неприятия, но по мере разворачивания действия и более глубокого проникновения в характеры героев, становится ясно, что настоящей любви и настоящего взаимопонимания у Анны в браке с Карениным не было. И как только проясняется сущность Каренина – сухого, язвительного, не очень умного, зашоренного человека с бюрократическим языком и мышлением, становится понятно, почему Анна отдала предпочтение Вронскому: ее живая, искренняя и эмоциональная натура потянулась к такому же живому человеку.
Так что все полумистические нагнетания, которыми автор хочет показать уход Анны от Промысла Божьего к дьявольским соблазнам и представить ее демонической, роковой женщиной, становятся совершенно излишними (черное платье Анны на балу; вид Вронского в вальсе с Карениной: «Куда делась его всегда спокойная, твердая манера и беспечно спокойное выражение лица? Нет, он теперь каждый раз, как обращался к ней, немного сгибал голову, как бы желая пасть пред ней, и во взгляде его было одно выражение покорности и страха»; вид Анны, вступившей на порочный путь: «Анна шла, опустив голову и играя кистями башлыка. Лицо ее блестело ярким блеском; но блеск этот был не веселый — он напоминал страшный блеск пожара среди темной ночи», «Она чувствовала себя одетою в непроницаемую броню лжи. Она чувствовала, что какая-то невидимая сила помогала ей и поддерживала ее», «смеющиеся, страшные теперь … своею непроницаемостью глаза», «— Поздно, поздно, уж поздно, — прошептала она с улыбкой. Она долго лежала неподвижно с открытыми глазами, блеск которых, ей казалось, она сама в темноте видела» и т.п.). Так же полумистически страшно описано и первое соитие Анны и Вронского, ни о какой любви и страсти речь не идет – только стыд, душевная боль, унижение… Любовники встали на путь позора, и их роман, начавшийся так пугающе, не мог не привести к трагическому финалу! При описании этой сцены Толстой постоянно сравнивает Вронского с убийцей, погубившим тело и душу Анны: «Он же чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни. Это тело, лишенное им жизни, была их любовь, первый период их любви. … И с озлоблением, как будто со страстью, бросается убийца на это тело, и тащит, и режет его; так и он покрывал поцелуями ее лицо и плечи. … Да, эти поцелуи — то, что куплено этим стыдом. … Да, и эта одна рука, которая будет всегда моею, — рука моего сообщника. …Лицо ее [Анны – прим. моё] было все так же красиво, но тем более было оно жалко.
— Все кончено, — сказала она. — У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.» (Вспоминается знаменитое: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!..» И в том и в другом романе – «дьявольская» трагическая любовь…)
Толстой-моралист выносит приговор супружеской измене и изменникам: не возлюбленные – сообщники, не любовь – а стыд, унижение и страх, не страсть – убийство душ и тел, не счастье – отчаянье. Анна в своей порочности становится жалкой и неприкаянной.
В первых частях романа еще преобладает Толстой-моралист, показывая порочное и одновременно жалкое состояние Анны. До физической измены, почти целый год, она хладнокровно лжет мужу, упиваясь любовными ухаживаниями Вронского и идя им навстречу, все глубже погружается в «дух зла и обмана», втягивая в этот омут и своего мужа. И вдруг опять необъяснимый резкий переход: после первого же соития с любовником Анна чувствует себя преступницей, становится жалкой, потерянной. Ужас измены, охвативший ее в этот раз, уже не отпускает никогда.
По ходу действия романа Толстой-моралист уступает Толстому-реалисту, и Анна предстает перед нами совсем в другом свете. Она перестает быть символом «роковой женщины» или «преступницы», она становится живым человеком. Со сцены красносельских скачек, с момента объявления Вронскому о своей беременности Анна рисуется Толстым страдающей, мятущейся, преодолевающей трудности, добивающейся счастья, сильной, цельной личностью. Толстой, наконец-то, отбрасывает морализаторские обличения, ненужную мистику и без этой мишуры становится видной большая настоящая любовь между Анной и Вронским.
Метания Анны после падения Вронского на скачках – это боль любящей женщины. Переживания за любимого заставили Анну признаться мужу в своей измене. И, как мы знаем, их роли переменились: теперь Анна хочет жить по правде, а благонравный супруг заставляет ее лгать перед светом и жить в этой лжи.
Сильная и цельная натура Анны не вписывается в общеустановленные светские правила: женщины петербургского света искусно лавируют между мужьями и любовниками, соблюдая внешние правила приличия. Практически все знают друг о друге всё: кто с кем изменяет, кто как живет; зачастую и мужья и жены знают о любовниках и любовницах своих половинок, но к этим связям относятся легко. Как нам известно и из истории второй половины XIX в. и из романа, многие любовные пары соединялись в незаконных браках или через развод. Почему же из любви Анны и Вронского Толстой сделал трагедию со смертельным исходом? Складывается впечатление, что Толстой в процессе написания романа настолько реалистично показал настоящую любовь и настоящие отношения между мужчиной и женщиной, что сам испугался: Анна и Вронский – вот истинные, хоть и невенчанные, супруги, а церковный брак Карениных – случайная ошибка. Так можно ли осуждать Анну за то, что она хочет жить с любимым человеком не по лжи? – к такому выводу может придти читатель. Оправдания нарушения клятвы верности, принесенной у алтаря, Толстой-моралист допустить не мог. Он поставил задачу осудить неверную жену, в черновых вариантах книги наметил пути выполнения этой задачи и, пробираясь через противоречия реализма и ханжеского морализаторства, все-таки довел этот путь до конца.
Из-за этих противоречий в романе возникают некоторые нелогичности, например, никак не может решиться вопрос с разводом. «Коварный соблазнитель» Вронский настаивает на разводе на протяжении всего романа. Он твердо намерен жить с Анной семьей, воспитывать свою дочь, завести еще детей. Анна его любит и хочет жить с ним. Казалось бы, что им мешает это сделать? Но Анна и Каренин постоянно колеблются, постоянно меняют свои решения о разводе, и, в конце концов, отказываются от него. Каренин мотивирует отказ своей ответственностью за дальнейшую судьбу Анны и сына (см. главу VII Семья Карениных. Каренин). Анна же – нежеланием оставлять Сережу после развода мужу. Все эти причины, разумеется, имели под собой основания, но были вполне решаемы, и предпосылки для этих решений Толстой-реалист показывал: Каренин простил Анну и Вронского, принял их дочь, так что впоследствии с ним можно было бы договориться о судьбе Сережи, да и развод, хоть и с большими проволочками, но можно было оформить. Однако, по этому направлению своих героев Толстой не повел.
Некоторыми деталями писатель старается подтвердить правильность своего замысла. Так, Анна, после признания во всем мужу, уже вполне собравшаяся разъехаться с ним, уложившая вещи для отъезда, получив письмо от Каренина с требованием сохранения семьи, вдруг отменяет свое решение и покорно подчиняется его воле. Ненавидя супруга, желая соединиться с любимым, она, тем не менее, чувствует себя преступницей, и… оставляет все как есть. «Она знала вперед, что все останется по-старому, и даже гораздо хуже, чем по-старому. Она чувствовала, что то положение в свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным, что это положение дорого ей, что она не будет в силах променять его на позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником; что, сколько бы она ни старалась, она не будет сильнее самой себя. Она никогда не испытает свободы любви, а навсегда останется преступною женой, под угрозой ежеминутного обличения, обманывающею мужа для позорной связи с человеком чуждым, независимым, с которым она не может жить одною жизнью», – объясняет поведение Анны Толстой-моралист.
Так же для подтверждения своей правоты Толстой приправляет роман целой россыпью полунамеков на нерешительность и отказ Вронского от возложения на себя ответственности за Анну. Причем, эти намеки возникают уже с начальных сцен связи героев. Узнав о беременности Анны и в первом порыве потребовав от нее оставить мужа и соединиться с ним, позже Вронский колеблется: «”Если я сказал оставить мужа, то это значит соединиться со мной. Готов ли я на это? Как я увезу ее теперь, когда у меня нет денег? Положим, это я мог бы устроить... Но как я увезу ее, когда я на службе? Если я сказал это, то надо быть готовым на это, то есть иметь деньги и выйти в отставку”. И он задумался».
При обсуждении с Анной письма ее мужа в нем уже не было твердости и уверенности, которых ждала от него Анна: «И тут же в его голове мелькнула мысль … что лучше не связывать себя, — и он знал, что эту мысль он не может передать ей.
Прочтя письмо, он поднял на нее глаза, и во взгляде его не было твердости. … Она знала, что, что бы он ни сказал ей, он скажет не все, что он думает. И она поняла, что последняя надежда ее была обманута. Это было не то, чего она ожидала» и т.д. и т.п.
Здесь же можно вспомнить и наблюдение Долли, увидевшей бесправность любовницы (а не хозяйки дома и жены) Анны в поместье Вронского; ревность Анны к возможным пассиям любовника, ради которых он может оставить ее; нарастающую холодность в их отношениях; постоянные сомнения Анны в его любви…
Все эти негативные моменты возникают на фоне настоящей страсти и любви Анны и Вронского. Ради друг друга они идут против своих близких, против всего света: Вронский жертвует карьерой, выходит в отставку, ссорится с матерью и братом, Анна подвергается унижениям и осуждению света, моральным мучениям, тирании Каренина, разлуке с сыном. Но, несмотря на все препоны, любящие люди сошлись в семейный союз. О том, каков он был, мы говорили в главе XI «Союз Вронского и Анны. Л. Толстой vs союза Анны и Вронского». Так что вышеизложенные детали, имеющие целью очернить этот союз, опять-таки выглядят нелогичными. Они выглядят еще более нелогичными, когда Толстой-реалист показывает своих героев и их отношения в развитии.
И Вронский, и Анна как личности не стоят на месте, они работают над собой, развиваются, при этом все больше роднясь. Оставаясь хорошей хозяйкой дома, Анна становится интеллектуальной личностью с широким кругозором, интересной своему спутнику жизни, имеющей с ним общие цели. Она резко отличается от светских дам, занятых только сплетнями и любовными интрижками, чьи интересы ограничены лишь семьей и бытом. Как я уже говорила, это не просто союз страстных любовников – это союз единомышленников, двух любящих людей, составляющих единое целое. Разлад в такой семье трудно представить – он попросту нелогичен.
Выйдя в свет, роман сразу же привлек к себе огромное внимание публики и критиков. В изложении Толстым истории Анны каждый находил подтверждение своих взглядов на семейный вопрос. Читатели разделились на две «партии» - «защитников» и «судей» Анны. Сторонники женской эмансипации ни минуты не сомневались в правоте Анны и были не довольны трагическим концом романа. «Толстой очень жестоко поступил с Анной, заставив ее умереть под вагоном, не могла же она всю жизнь сидеть с этой кислятиной Алексеем Александровичем», — говорили некоторые девушки-курсистки.
Ретивые поборники «свободы чувства» считали уход Анны от мужа и сына делом столь простым и легким, что прямо-таки недоумевали: почему мучается Анна, что ее гнетет? Читатели, близкие к лагерю революционеров-народников, упрекали Анну не за то, что она ушла от ненавистного мужа, разрушив «паутину лжи и обмана» (в этом она, безусловно, права), а за то, что она целиком поглощена борьбой за личное счастье, в то время как лучшие русские женщины (Вера Фигнер, Софья Перовская, Анна Корвин-Круковская и сотни других) полностью отреклись от личного во имя борьбы за счастье народа!
«Русский вестник» — монархический и великосветский журнал — превозносил новое сочинение Толстого. Этого было достаточно, чтобы вызвать бурю негодования в радикальной прессе.
Разделились и мнения знаменитых писателей, в особенности, по отношению к первым главам романа. Если А. А. Фета, Н. Н. Страхова, Н. С. Лескова они привели в восхищение, то И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, В. В. Стасова, напротив, разочаровали.
М. Е. Салтыков-Щедрин вообще определил все произведение как «коровий роман»: «Ужасно думать, что ещё существует возможность строить романы на одних половых побуждениях. Ужасно видеть перед собой фигуру безмолвного кобеля Вронского. Мне кажется это подло и безнравственно. И ко всему этому прицепляется консервативная партия, которая торжествует. Можно ли себе представить, что из коровьего романа Толстого делается какое-то политическое знамя?».
«Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует “гулять”
Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать», – ехидничал Н. А. Некрасов, высказывая противоположное мнение.
Ф. М. Достоевский же отмечал психологические глубины характеров описываемых героев: «В “Анне Карениной” проведен взгляд на виновность и преступность человеческую… Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой…» (из «Дневника писателя» за 1877г.).
Разумеется, что такое разночтение произведения исходит из противоречивой подачи Толстым истории Анны. Писатель, в начале романа взявший решительный курс на морализаторство и всемерную защиту патриархального брака, по ходу действия значительно понижает свой пафос, максимально приближая повествование к жизненным реалиям, хотя и придерживается избранного пути до конца произведения. Его герои становятся не однозначными «черно-белыми» символами, а живыми людьми, со всеми достоинствами и недостатками, со своей правдой жизни, судить которых оказалось весьма непросто.
В конце концов, Толстой, если не полюбил, то, по крайне мере, значительно подобрел к Анне. В одном из своих писем он говорил: «Я с ней вожусь, как с воспитанницей, которая оказалась дурного характера. Но не говорите мне о ней дурного, или, если хотите, с m`enagement, она все-таки усыновлена».
Сила Толстого-реалиста в книге так велика, что сыграла с автором злую шутку: со временем роман стали трактовать вовсе не так, как предполагал писатель. Общество увидело в нем не осуждение неверной жены и высшую кару за измену, а протест женщины против домостроевского уклада, ее борьбу за право любить и жить своей жизнью, столкновение Анны с лицемерным и жестоким высшим светом, погубившим ее морально и физически.
@темы: история, другой взгляд на, разговоры, споры, обсуждения, литература, Страсти по Анне