читать дальше28 февраля 1837 года Наталья Николаевна Пушкина неожиданно приобрела европейскую известность. В этот день парижская газета «Journal des Debats» опубликовала сенсационное сообщение из Петербурга: знаменитый русский поэт Пушкин, ревновавший свою жену, убит на дуэли свояком, французским офицером Дантесом. Дуэль состоялась на пистолетах. Господин Пушкин, смертельно раненый в грудь, прожил еще два дня. Его противник так же тяжело ранен…
В 19 веке «Journal des Debats» играла в Европе ту же роль, что «New York Times» играет сегодня во всем мире. С ее подачи петербургская скандальная хроника начала свое шествие по европейским газетам.
Прежде всего прессу занимали пикантные подробности гибели поэта, сама дуэль и поводы, приведшие к ней. Однако подлинная сенсация дотошным журналистам оставалась неведома. Не знали о ней и мы – 170 с лишним лет.
Сегодня о подробностях поединка, унесшего жизнь Пушкина, известно еще меньше, чем об истинных обстоятельствах дуэльной истории. Мы всецело находились в плену версии, созданной после смерти поэта его другом Вяземским.
ВСКРЫТИЕ
В среду, 27 января 1837 года, около шести часов вечера, Наталья Николаевна Пушкина вышла из своей комнаты в переднюю, и ей стало дурно: камердинер нес ее мужа, истекающего кровью.
Константин Данзас, которого она давно знала как лицейского приятеля Пушкина, насколько мог спокойно объяснил, что ее муж только что дрался на дуэли с Дантесом. Пушкин хоть и ранен, но легко.
Секундант поэта сказал неправду: рана была смертельной. В 2 часа 45 минут пополудни 29 января Пушкина не стало.
Было произведено вскрытие тела. Составлялся ли официальный акт – неизвестно. До нас дошла лишь записка врача Владимира Даля «Вскрытие тела А.С.Пушкина».
Она гласит: «По вскрытии брюшной полости все кишки оказались сильно воспаленными. В одном только месте, величиною с грош, тонкие кишки были поражены гангреной. В этой точке, по всей вероятности, кишки были ушиблены пулей.
В брюшной полости нашлось не менее фунта запекшейся крови, вероятно, из перебитой бедренной вены.
По окружности большого таза, с правой стороны, найдено было множество небольших осколков кости. И, наконец, нижняя часть крестцовой кости была раздроблена.
По направлению пули надобно заключать, что убитый стоял боком, в пол-оборота, и направление выстрела было несколько сверху вниз.
Пуля пробила общие покровы живота в двух дюймах от верхней передней оконечности чресельной, или подвздошной, кости правой стороны, потом шла, скользя по окружности большого таза, сверху вниз, и, встретив сопротивление в крестцовой кости, раздробила ее и засела где-нибудь поблизости.
Относительно причины смерти надобно заметить, что здесь воспаление кишок не достигало еще высшей степени.
Вероятно, кроме воспаления кишок, существовало и воспалительное поражение больших вен, начиная от перебитой бедренной; а наконец, и сильное поражение оконечностей становой жилы при раздроблении крестцовой кости…»
ВОЕННЫЙ СУД
29 января командующий Отдельным гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром приказал судить Дантеса военным судом.
О своем распоряжении Бистром в тот же день рапортовал Николаю Первому. Военный министр Чернышов доложил царю рапорт командующего. Впрочем, о дуэли царь знал уже вечером 27 января. Императрица записала в тот день в дневнике: «Н. сказал о дуэли между Пушкиным и Дантесом. Бросило в дрожь». Но официальное известие о происшедшем Николай получил только 29 января.
Царь распорядился предать военному суду не только поручика Дантеса, но и камер-юнкера Пушкина, а также всех лиц, причастных к дуэли, исключая иностранных подданных, о причастности которых к поединку следовало составить особую записку.
Но Пушкин умер. Секундант Дантеса – Оливье д'Аршиак, атташе французского посольства, - поспешил отбыть в Париж. Поэтому перед судом предстали только Дантес и Данзас…
Характерно, что в деле о дуэли Пушкина с Дантесом нет никаких медицинских документов о характере ранения поэта и причинах его смерти.
На первых же страницах, где приведены мнения гвардейского генералитета о сути дела, речь идет о ранении Пушкина «В ГРУДЬ».
То есть знаменитые лермонтовские строки «с свинцом в груди» не были простой поэтической метафорой, а отражали ходившие в обществе слухи о подробностях смертельного поединка на Черной речке.
В то же время в ряде документов дела речь идет о ранении в бок.
Очевидно, члены военного суда имели смутное представление о том, куда именно был ранен Пушкин, и это заблуждение едва ли можно объяснить неведением или равнодушием к загубленной жизни поэта.
ТРЕТЬЕ ЛИЦО
Происхождение этих противоречивых сведений таково.
В рапорте, который Бистром направил царю, о ранении Пушкина не упоминается вовсе. Говориться лишь, что во время дуэли был ранен Геккерн.
Заседанием комиссии военного суда предшествовало предварительное дознание. Его производил полковник Галахов.
Со слов Дантеса он записал, что тот действительно дрался с Пушкиным на пистолетах, «ранил его в ПРАВЫЙ БОК и был сам ранен в правую руку».
Данзас только подтвердил Галахову факт дуэли. О характере же полученных противниками ранений секундант Пушкина распространяться не стал.
6 февраля, на первом допросе комиссии, Дантесу был задан вопрос: где и когда происходила дуэль? Не может ли он в подтверждение своих слов сослаться на свидетелей или какие-либо документы, разъясняющие дело?
Показания Дантеса были тенденциозными, неискренними, лживыми, но в то же время очень скупыми, взвешенными и осторожными. Он ссылался лишь на те документы, которые могли обелить его.
Относительно дуэли Дантес заявил, что «реляцию» о поединке его секундант д'Аршиак перед отъездом из Петербурга вручил князю Вяземскому.
Примечательно, что Дантес, не желавший вмешивать в процесс никого из посторонних и даже предлагавший Данзасу скрыть его участие в дуэли (от чего друг Пушкина отказался), выдвинул на авансцену третье лицо, в поединке не участвовавшее. И для чего? Чтобы сообщить суду о подробностях дуэли, то есть передать то, о чем должен был бы рассказать сам как непосредственный участник.
Более того, «реляция» была создана, надо думать, специально на этот случай – для комиссии.
Оглашение этого документа Дантес считал настолько выгодным для себя, что поспешил сослаться на него и вмешать в дело третье лицо – Вяземского. Дантес отлично знал, что со стороны князя никаких неприятных разоблачений не последует…
СГОВОР
8 февраля Вяземский был призван в комиссию. Ему задавали вопросы, касающиеся дуэли, предложили дать объяснения, сколько возможно подробные, и представить документы, относящиеся к делу, если такие у него имеются.
Однако Вяземский не только не представил никаких документов, но от всех вопросов отговорился полным незнанием. Создается впечатление, что его главная цель состояла в оглашении «реляции».
На вопрос о происхождении «реляции» князь ответил, что никакой «реляции», то есть официального документа, у него нет, но он располагает письмом д'Аршиака с описанием поединка.
«Не знав предварительно ничего о дуэли, - показал Вяземский, - про которую в первый раз услышал я вместе с известием, что Пушкин ранен, я при первой встрече моей с д'Аршиаком просил его рассказать о том, что было».
Нетрудно в этих «чистосердечных» показаниях увидеть стремление Вяземского обосновать как бы случайное, бытовое происхождение частного письма.
На самом деле подробные сведения о поединке Вяземский получил не от д'Аршиака, а от Данзаса вечером 27 января на Мойке, в квартире поэта.
«На сие г. д'Аршиак вызвался изложить в письме все случившиеся, прося меня при этом, - продолжал Вяземский, - показать письмо г.Данзасу для взаимной проверки и засвидетельствования подробностей…»
Однако письмо д'Аршиака оказалось у Вяземского уже после отъезда французского атташе за границу, поэтому не мог прочитать его вместе с обоими свидетелями, чтобы получить ту «достоверность», которую желал иметь.
Вследствие этого Вяземский отдал письмо д'Аршиака Данзасу. Тот возвратил князю документ вместе с письмом от себя.
Так Вяземский объяснил «случайное» создание письменной версии дуэли – версии, достоверность которой почти официально была засвидетельствована обоими секундантами в специально подготовленных на этот случай документах.
Получилось, что Вяземский не имел возможности обсудить обстоятельства произошедшей дуэли в присутствии обоих секундантов, поэтому и понадобились письма от них.
На самом деле встреча Вяземского с д'Аршиаком и Данзасом имела место.
31 января А.Н.Тургенев записал в дневнике, что зашел вначале к Пушкину, а потом направился к д'Аршиаку, где нашел Вяземского и Данзаса. Говорили они о Пушкине.
Видимо, на этой встрече и было решено подготовить документы о дуэли в виде двух писем секундантов. Их-то и предъявил следствию Вяземский – лицо как бы постороннее, а значит, абсолютно объективное.
В последующие дни князь создаст письменную версию не только самого поединка, но и всей дуэльной истории. Увы, весьма далекую от того, что имело место в действительности.
ЛОЖЬ Д'АРШИАКА
10 февраля «реляция» д'Аршиака – Данзаса была предъявлена на комиссии Дантесу-Геккерну, и тот еще раз подтвердил, что в ней дуэль описана «по всей справедливости».
Читая письмо д'Аршиака, нетрудно заметить, что в этом описании ни слова не говорится о том, куда был ранен Пушкин.
«Князь! – писал д'Аршиак Вяземскому 1 февраля. – Вы желали знать подробности грустного происшествия, которого г.Данзас и я были свидетелями. Я сообщаю их вам и прошу вас передать это письмо г. Данзасу для его прочтения и удостоверения под письмом.
Было половина пятого, когда мы прибыли на назначенное место. Сильный ветер, дувший в это время, заставил нас искать убежища в небольшой еловой роще.
Так как глубокий снег мог мешать противникам, то надо было очистить место на 20 шагов расстояния, по обоим концам которого они были поставлены.
Барьер означили двумя шинелями.
Каждый из противников взял по пистолету. Полковник Данзас подал сигнал, подняв шляпу. Пушкин в ту же минуту был у барьера. Барон Геккерн сделал к нему четыре из пяти шагов. Оба противника начали целиться.
Спустя несколько секунд раздался выстрел. Пушкин был ранен. Сказав об этом, он упал на шинель, означавшую барьер, лицом к земле и остался недвижим.
Секунданты подошли. Он приподнялся и, сидя, сказал: «Постойте!»
Пистолет, который он держал в руке, был весь в снегу. Он попросил другой. Я хотел воспротивиться тому, но барон Геккерн остановил меня знаком.
Пушкин, опираясь левой рукой на землю, начал целить. Рука его не дрожала. Раздался выстрел. Барон Геккерн, стоявший неподвижно после своего выстрела, упал, в свою очередь, раненый.
Рана Пушкина была слишком опасна для продолжения дела, и оно окончилось.
Сделав выстрел, он упал и два раза терял сознание. После нескольких минут забытья он наконец пришел в себя и уже более не лишался чувств. Положенный в тряские сани, он на расстоянии полуверсты самой скверной дороги сильно страдал, но не жаловался.
Барон Геккерн, поддерживаемый мною, дошел до своих саней, где дожидался, пока не тронулись сани его противника, и я мог сопутствовать ему до Петербурга.
В продолжение всего дела обе стороны были спокойны – исполнены достоинства.
Примите, князь, уверения в моем высоком уважении…»
ЛОЖЬ ДАНЗАСА
Данзас подтвердил изложенное д'Аршиаком, отметив лишь некоторые незначительные неверности в его рассказе. В частности, дал пояснения относительно ранения Дантеса: «Противники шли друг на друга грудью.
Когда Пушкин упал, Геккерн сделал движение, чтобы подойти к нему. После же слов Пушкина, что он хотел стрелять, он возвратился на свое место, стал боком и прикрыл грудь свою правою рукою.
По всем другим обстоятельствам я свидетельствую справедливость показаний г.д'Аршиака…»
Примечательная фраза Данзаса: «Противники шли друг на друга грудью». Именно она создавала ложное впечатление у читателя «реляции», что выстреливший первым Дантес ранил Пушкина в грудь.
Вместе с тем получалось, что и раненный Пушкин стрелял противнику в грудь, ибо Дантес «Стал боком и прикрыл грудь свою правою рукою». Поскольку же Дантес оказался ранен в руку, то, стало быть, Пушкин и метил в грудь противника.
Однако, как мы увидим ниже, это совсем не так.
ДОКЛАД ДЛЯ ИМПЕРАТОРА
Когда материалы дела были представлены гвардейскому начальству и генералы подали свои мнения, то командующий гвардейской кирасирской дивизией генерал-адъютант Апраксин именно так и понял ситуацию: «Камер-юнкер Пушкин получил смертельную рану В ГРУДЬ, от которой умер. Геккерн же слабо ранен в руку…»
19 февраля комиссия военного суда закончила расследование. На основе собранных материалов подготовили выписку из дела. В ней дуэль была описана на основе «реляции» д'Аршиака-Данзаса, а следовательно, без указания раны Пушкина.
Та же картина была представлена и в сентенции суда…
11 марта генерал Бистром передал материалы дела в Аудиторский департамент Военного министерства. Но отметил, что при ревизии дела в штабе Отдельного гвардейского корпуса был замечен целый ряд «упущений». В частности, «не взято надлежащего засвидетельствования о причине смерти Пушкина».
В генерал-аудиториате мнение Бистрома приняли во внимание. Потому в определение, представленное 17 марта военному министру Чернышеву, были внесены поправки. В частности, там говорилось, что «первый выстрелил Геккерн и ранил Пушкина в правый бок».
Как видим, здесь воскресла формула, взятая из предварительного дознания полковника Галахова. И именно в таком виде она фигурировала в докладе военного министра Николаю Первому.
18 марта царь утвердил доклад, в котором говорилось, что Пушкин был ранен в правый бок.
Между тем 28 января, когда Пушкин был еще жив, старший врач полиции Юденич, доносивший о столичных происшествиях в Медицинский департамент Министерства внутренних дел, сообщил, что Пушкин «ранен пулею в нижнюю часть БРЮХА», а Дантес – «в правую руку навылет и получил контузию в БРЮХО».
СЮРТУК КАК СВИДЕТЕЛЬ
В 1856 году из Сибири возвращался после амнистии декабрист Пущин, лицейский друг поэта. В Нижнем Новгороде он встретился с Далем – тем самым, что составил записку о вскрытии тела Пушкина.
Даль показал Пущину скорбную реликвию – сюртук, в котором стрелялся Пушкин. На сюртуке, против правого паха, было небольшое отверстие от пули.
Этот факт опровергает неуклюжие попытки современных врачей «поднять» место ранения Пушкина как можно выше. Ведь отверстие в сюртуке точно указывает, куда попала пуля.
Оказывается – нет, не указывает…
Так доктор Шубин, издавший в 1983 году в Москве книгу «История одной болезни», утверждал: Даль «не учел, что, целясь на близком расстоянии в Дантеса, который был ростом выше», Пушкин «поднял правую руку, а вместе с ней, естественно, полезла кверху и правая пола сюртука. Сопоставление пулевого отверстия на сюртуке и раны на теле позволяет определить, как высоко была поднята рука Пушкина, и предположить, что он целил в голову своего противника».
Вполне возможно, что доктор Шубин и носил такие костюмы, у которых полы, если поднять руку, задирались до груди. Ведь было это в советское время. Но в 19 веке сюртук шили так, что надевший его мог поднимать руку, не опасаясь оголить пах.
Что же касается утверждения, что Пушкин целился в голову Дантеса, то это – особый разговор…
Расстояние, с которого противники произвели свои выстрелы, составляло 11 шагов.
Искусство Пушкина в стрельбе хорошо известно. Дантес тоже слыл метким стрелком. Одним из его увлечений была охота.
С 11 шагов попасть в своего противника – примерно в то место, куда целишься, - может даже профан. Что же говорить об искусном стрелке?
Если даже принять во внимание, что Дантес нервничал (хотя никаких свидетельств на этот счет нет), сделать поправку на сильный ветер, все равно трудно не признать: Дантес намеренно стрелял Пушкину в пах.
Куда же целился Пушкин, смертельно раненный в нижнюю часть живота? В голову Дантесу?
ПУГОВИЦА НА ПАНТАЛОНАХ
Когда комиссия военного суда начала заседать, к раненому Дантесу отправили штаб-лекаря гвардейского кавалерийского корпуса Стефановича, чтобы тот произвел освидетельствование подсудимого.
«Геккерн имеет пулевую проницательную рану на правой руке ниже локтевого сустава на четыре поперечных перста, - сообщил лекарь. – Вход и выход пули в небольшом один от одного расстоянии. Обе раны находятся в сгибающих персты мышцах, окружающих лучевую кость, боле к наружной стороне.
Раны простые, чистые, без повреждения костей и больших кровеносных сосудов.
Больной руку носит на повязке и, кроме боли в раненом месте, жалуется также на боль в правой верхней части брюха, где вылетевшая пуля причинила контузию, какова боль обнаруживается при глубоком вздыхании, хотя наружных знаков контузии не замечено…»
Академик Петровский, опубликовавший в 1983 году в журнале «Клиническая медицина» статью «Ранение на дуэли и смерть А.С.Пушкина», утверждал: «Дантес, защитив грудь правой рукой, получил легкое ранение руки (сквозное ранение предплечья)».
Но можно ли верить академику, который пишет, что поэт «скончался на рассвете 29 января»? Каждый школьник знает, что Пушкин умер в 2 часа 45 минут пополудни, а отнюдь не на рассвете…
В письме Вяземского к Денису Давыдову, герою-партизану 1812 года, есть одна подробность, объясняющая, почему Дантес отделался только легкой контузией: пуля «пробила мясо, ударилась в пуговицу панталон, на которую надеты были помочи, и уже ослабленной отскочила в грудь».
Указание Вяземского помогает нам понять очень многое.
Пуговица, на которую надевались подтяжки, располагалась районе пояса панталон. В какой же позе должен был стоять Дантес, если его правая рука с пистолетом, прикрывающим грудь, находилась на уровне пуговицы панталон?
Нет, вовсе не грудь прикрывал Дантес. Если его правая рука в месте ранения находилась на уровне пояса, то пистолет должен был быть не поднят, а наоборот, опущен. Значит, Дантес прикрывал оружием свой пах.
ТАЙНЫЕ СЛОВА
Почему же рука Дантеса оказалась именно здесь? Видимо, потому что он следил, куда был направлен ствол пистолета Пушкина. Или же ожидал от раненого противника выстрела в то же место, в которое сам произвел выстрел.
Это подтверждает и письмо А.И.Тургенева. Он находился в квартире умирающего поэта и оттуда пересылал свои письма-репортажи обо всем, что происходило.
В 9 часов утра 9 января Тургенев описал сестре обстоятельства поединка: «Геккерн ранен в руку, которую держал у пояса, что спасло его от подобной раны, какая у Пушкина». То есть в нижнюю часть живота…
Теперь становится понятно, почему секунданты всячески затемняли вопрос о ране Пушкина, зачем понадобилось сочинять заранее «реляцию» о дуэли для комиссии военного суда…
Во всех рассказах о дуэли, которые с легкой руки Вяземского разошлись в публику, нет упоминаний о том, куда был ранен поэт.
Такого рода умолчания не были вызваны деликатностью, то есть нежеланием посвящать посторонних в физиологию смерти Пушкина. Ведь не случайно это же обстоятельство скрывали и друзья Дантеса, которым деликатность по отношению к русскому гению была абсолютно чужда.
Дело заключалось в том, что если противники сознательно стреляли друг другу в пах, то у них, очевидно, были для этого особые причины. В случае же огласки сразу встал бы вопрос об этих причинах, а такой вопрос придал бы дуэли весьма щекотливый характер.
Неужели, защищая честь жены или собственное достоинство, как утверждает созданная Вяземским легенда, необходимо стрелять в пах противнику? Какие же слова могли быть произнесены дуэлянтами до и после того, как они обменялись выстрелами ниже пояса?
PS. То, что секунданты не только Пушкина, но и Дантеса намеренно скрывали местоположение раны поэта, - очень важный факт, никем из пушкинистов не отмеченный.
Но возникает еще один вопрос. Если создатели «реляции» утаили такой важный эпизод, насколько верно они описали остальные эпизоды дуэли? Во всяком случае, мы вправе подозревать, что «реляция» д'Аршиака-Данзаса – лишь составная часть легенды о гибели поэта.
Михаил Сафонов
lib.aldebaran.ru/author/pushkin_aleksandr/pushk...
@темы: история, другой взгляд на