Глава 5.
Послесловие. Ницше: судьба и философия (заметки читателя) (XI).
Послесловие. Ницше: судьба и философия (заметки читателя) (XI).
«- Ну а как насчёт того, что человек, в отличие от животных, существо, испытывающее непреодолимую потребность в знаниях? Я где-то об этом читал.
– Я тоже, – сказал Валентин. – Но вся беда в том, что человек, во всяком случае, массовый человек, тот, которого вы имеете в виду, когда говорите «про нас» или «не про нас», – с лёгкостью преодолевает эту свою потребность в знаниях. По-моему, такой потребности и вовсе нет. Есть потребность понять, а для этого знаний не надо. … Дайте человеку крайне упрощённую систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощённой модели. Такой подход не требует никаких знаний. Несколько заученных формул плюс так называемая интуиция, так называемая практическая смётка и так называемый здравый смысл.»
А. и Б. Стругацкие «Пикник на обочине».
– Я тоже, – сказал Валентин. – Но вся беда в том, что человек, во всяком случае, массовый человек, тот, которого вы имеете в виду, когда говорите «про нас» или «не про нас», – с лёгкостью преодолевает эту свою потребность в знаниях. По-моему, такой потребности и вовсе нет. Есть потребность понять, а для этого знаний не надо. … Дайте человеку крайне упрощённую систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощённой модели. Такой подход не требует никаких знаний. Несколько заученных формул плюс так называемая интуиция, так называемая практическая смётка и так называемый здравый смысл.»
А. и Б. Стругацкие «Пикник на обочине».
Ницше о науке и ученых
Свой оригинальный взгляд был у Ницше и на науку, его отношение к ней и видение путей ее развития в целом можно охарактеризовать русской поговоркой «Начал за здравие, кончил за упокой».
В самом деле, в очередной раз критикуя христианство и давая свою интерпретацию Библии, Ницше говорит о том, что для священнослужителей «наука — это первый грех, зерно всех грехов, первородный грех», что «сам человек сделался величайшим промахом Бога, он создал в нём себе соперника: наука делает равным Богу, — приходит конец жрецам и богам, когда человек начинает познавать науку!». Именно поэтому в райском саду и был запретный для человека плод от дерева познания добра и зла, смысл существования которого, по Ницше, заключается в категорическом запрете всяческого познания. Защищаясь от науки «ветхий Бог» изгоняет человека из рая, т.к. «счастье, праздность наводит на мысли — все мысли суть скверные мысли... Человек не должен думать», Бог насылает на человека нужду, тягости жизни, различные бедствия, болезни, старость – «все верные средства в борьбе с наукой». А когда «дело познания воздвигается, возвышаясь до небес, затемняя богов», Бог изобретает войну («Война наряду с другим — великая помеха науке!»), и, в конце концов, «последнее решение приходит ветхому Богу: “человек познал науку, — ничто не помогает, нужно его утопить!”». Мораль ясна: религия борется против науки, т.к. человек, познавая мир, становится равным богам и в религии нуждаться не будет, что Ницше всей душой приветствует.
читать дальшеКазалось бы, Ницше прославляет стремление человека к познанию и ратует за развитие всевозможных наук, делающих человека сильнее и могущественнее, ан нет! Из всех прочитанных мною произведений мыслителя приведенная похвала человеческому познанию – единственная; чуть ли не во всех своих трудах он говорит о науке и везде – отрицательно! Почему? Попробуем разобраться.
Мы помним нападки Ницше на Сократа, которого мыслитель считал противником Диониса, противником естественности: «Между тем как у всех продуктивных людей именно инстинкт и представляет творчески-утвердительную силу, а сознание обычно критикует и отклоняет, — у Сократа инстинкт становится критиком, а сознание творцом — воистину чудовищность per defectum!», «…сократизм произносит приговор как искусству, так и этике своего времени» и т.д. Разум и рационализм, категории со знаком «минус», Ницше противопоставляет положительным категориям – чувству и инстинкту. Носителем отрицательного для него являлся сам Сократ и «сократический человек»: «Проникать в основания вещей и отделять истинное познание от иллюзии и заблуждения казалось сократическому человеку благороднейшим и единственным истинно человеческим призванием, в силу чего этот механизм понятий, суждений и умозаключений, начиная с Сократа, ценился выше всех других способностей, как высшая деятельность и достойнейший удивления дар природы». Рассматривая человека только в черно-белых красках, Ницше отказывает «сократическому человеку» – человеку познающему в эмоциональных переживаниях, в чувствах, в постижении высокого искусства, в любви к жизни: «Кто на себе испытал радость сократического познания и чувствует, как оно всё более и более широкими кольцами пытается охватить весь мир явлений, тот уже не будет иметь более глубокого и сильнее ощущаемого побуждения и влечения к жизни, чем страстное желание завершить это завоевание и непроницаемо крепко сплести эту сеть». Ну и, следовательно, человек, живущий чувствами и инстинктами, прославляемый Ницше, «дионисийский», «естественный» человек углубляться в науку не будет, т.к. она ни к чему хорошему не приводит. Создав такие схематические модели разного вида людей, Ницше переносит отрицательные качества «сократического человека» на ученых, собственно научное познание и науку в целом.
(Идею такого схематического разделения людей на «сократических» и «дионисийских» можно легко опровергнуть, хотя бы несколькими примерами. Великий Леонардо да Винчи – художник (живописец, скульптор, архитектор), учёный (анатом, естествоиспытатель), изобретатель, писатель – один из крупнейших представителей искусства Высокого Возрождения, яркий пример «универсального человека». Другие примеры: любимыми занятиями Бутлерова (химик) было выращивание кустов камелий и роз, а также пчеловодство; Эйнштейн (физик-теоретик) во время отдыха часто играл на скрипке, Эйнштейн — автор более 300 научных работ по физике, а также около 150 книг и статей в области истории и философии науки, публицистики и др.; Планк (физик) любил играть на фортепиано; для Оствальда (физико-химик) лучшим способом восстановления сил было рисование.
А. П. Бородин (химик, композитор) профессор Медико-хирургической академии, академик. Среди наиболее известных его работ – исследования конденсационных процессов и синтез органических галогенсодержащих соединений (реакция, названная его именем).
Напряженную научную и педагогическую деятельность он непостижимым образом сочетал с высокопрофессиональным музыкальным творчеством, при этом у него даже не возникало желания выбрать окончательно что-то одно, увлеченность химией и музыкой в нем гармонично совмещались. Опера «Князь Игорь» осталась незавершенной и была позже доведена до театрального исполнения Н.А.Римским-Корсаковым и А.К.Глазуновым. Произведения Бородина (оперы, симфонии, сочинения для струнных ансамблей и романсы) вошли в золотой фонд русской классической музыки. И т.д. и т.п., так что эта теория Ницше при ближайшем рассмотрении не выдерживает никакой критики.)
После Сократа Ницше обрушивается на Коперника (1473— 1543), автора гелиоцентрической системы мира, положившей начало первой научной революции: «Разве не в безудержном прогрессе пребывает со времен Коперника именно самоумаление человека, его воля к самоумалению? Ах, вера в его достоинство, уникальность, незаменимость
в ранговой очередности существ канула в небытие - он стал животным, животным без всяких иносказаний, скидок, оговорок, он, бывший в прежней своей вере почти что Богом ("чадом Божьим", "Богочеловеком")... Со времен Коперника человек очутился как бы на наклонной плоскости - теперь он все быстрее скатывается с центра - куда? в Ничто? в "сверлящее ощущение своего ничтожества"?..» (курсив мой).
Но если бы Коперник не открыл, что Солнце, а не Земля является центром Вселенной, разве этот факт перестал бы быть фактом? И не глупо ли со стороны Ницше упрекать Коперника в открытии этого существующего факта и сердиться на саму объективную реальность, всеми силами пытаясь от нее отгородиться?
Далее достается Дарвину и его последователям: «Что наше современное естествознание столь основательно спуталось со спинозовской(1) догмой (вконец и грубее всего в дарвинизме с его непостижимо односторонним учением о “борьбе за существование”) – это коренится, по-видимому, в происхождении большинства естествоиспытателей: они принадлежат в этом отношении к “народу”, их предки были бедными и незначительными людьми, которые слишком хорошо и вблизи знали тяготы хлеба насущного. От всего английского дарвинизма отдает как бы удушливой атмосферой английского перенаселения, как бы мелколюдным запахом нужды и тесноты». Правда, здесь Ницше попал пальцем в небо – Ч. Дарвин(2) происходил отнюдь не из бедной семьи, его отец был состоятельным врачом и финансистом, сам Чарльз изучал в Эдинбургском университете медицину, а в Кембриджском университете богословие.
Разобравшись таким образом с неугодными ему учеными, Ницше с той же неприязнью осуждает и отрасли науки, которые те представляли. Впрочем, от него достается всей науке и всем ученым в целом: «Рассмотрите те эпохи в развитии народа, когда на передний план выступает ученый: это эпохи усталости, часто сумеречные, упадочные… Всякая наука (а не только одна астрономия, об унизительном и оскорбительном воздействии которой обронил примечательное признание Кант: "она уничтожает мою важность"...), всякая наука, естественная, как и неестественная - так называю я самокритику познания, - тщится нынче разубедить человека в прежнем его уважении к самому себе, как если бы это последнее было не чем иным, как причудливым зазнайством; можно было бы сказать даже, что она изводит всю свою гордость, всю суровость своей стоической атараксии на то, чтобы поддержать в человеке это с таким трудом добытое самопрезрение в качестве его последнего, серьезнейшего права на уважение перед самим собой…» (курсив мой).
Каков слог! В общем: заниматься наукой – себя не уважать!
Да и как же можно уважительно относиться к занятию наукой, если «… на практике мы все дальше от совершенства в своем бытии, делании, воле: самая наша жажда, наша воля к познанию есть симптом безмерного декаданса… в том смысле, как она (наука – прим. моё) процветает ныне, — это доказательство того, что все элементарные инстинкты — инстинкты самозащиты и самоограждения — более не действуют в жизни. Мы больше не собираем, мы расточаем то, что накоплено нашими предками, — и это верно даже в отношении к тому способу, каким мы познаем» (курсив мой)!
Итак, все научные изыскания ученых-«рационалистов» (к коим относятся и вышеупомянутые представители науки), по мнению Ницше, неверны и губительны. А как же сам мыслитель решает те же научные проблемы, каким он видит окружающий мир, как толкует новейшие научные открытия?
Прежде всего, во всем и везде Ницше находит борьбу за власть.
Ницше о биологии
«Чтобы понять, что такое "жизнь" и какой род стремления и напряжения она представляет, эта формула должна в одинаковой мере относиться как к древу и растению, так и к животному... Из-за чего деревья первобытного леса борются друг с другом?... Из-за власти».
Споря с Дарвином, он говорит: «…в природе царит не бедственное состояние, но изобилие, расточительность, доходящая даже до абсурда. Борьба за существование есть лишь исключение, временное ограничение воли к жизни; великая и малая борьба идет всегда за перевес, за рост и распределение, за власть, сообразно воле к власти, которая и есть как раз воля к жизни».
Здесь произошла не механическая замена дарвинских понятий «эволюция», «естественный отбор» и «борьба за выживание» на ницшевское «борьба за власть», отнюдь.
Если, по Дарвину, как мы знаем, природный организм в ходе эволюции приспосабливается к окружающей среде, борется за свое существование, вырабатывает в себе те качества, которые помогут ему выжить, развивается, т.е. эволюционирует от низших форм к высшим, то по Ницше, который переносит свое отношение к деградирующему, на его взгляд, человеческому обществу на природные явления, произошел обратный процесс – упадок, деградация, переход от высших природных форм к низшим. Кроме того, Ницше считает, что не внешние условия, не окружающая среда заставляют организм приспосабливаться к ним, а, напротив, самосовершенствуясь (без довлеющей необходимости извне, а только по собственному почину), организм на определенной стадии ощущает чувство подъема, свои возрастающие силы, и из этих чувств и возникает его воля к борьбе.
«Полезность органа не объясняет его происхождения, напротив!.. известный недостаток, форма вырождения могут быть в высшей степени полезными, поскольку они действуют стимулирующим образом на другие органы… Сам индивид, как борьба составных его частей (за пищу, место и т.д.), его развитие связано с победой, преобладанием отдельных частей и с захуданием, “превращением в органы” других частей.
Влияние “внешних обстоятельств” переоценено у Дарвина до нелепости: существенным в процессе жизни представляется именно та огромная созидающая изнутри формы сила, которая обращает себе на пользу, эксплуатирует “внешние обстоятельства”. Новые формы, созданные изнутри, образованы не для определенной цели; но в борьбе частей новая форма… по мере упражнения… будет вырабатываться во все более совершенную форму» (курсив мой).
Вот так неожиданно было интерпретировано гегелевское положение о единстве и борьбе противоположностей! Сразу же возникает несколько вопросов: 1. Если организм совершенен, т.е., по Ницше, обладает высшей властью, зачем ему дальше самосовершенствоваться, он ведь и так стоит на высшей ступени развития, или (тем более) деградировать? 2. Как Ницше себе представляет самосовершенствование недостаточно развитого организма без объективных предпосылок к этому действу (речь идет не о человеке разумном, а о любом другом живом организме), на грубом примере: как он представляет себе рост воли к борьбе у мыши-полевки, и последующую борьбу воль у мыши-полевки и лисицы? 3. Как понимать борьбу составных частей индивида за пищу, место и т.д. с последующим преобладанием отдельных частей: борьба задних и передних конечностей у собаки за право передвижения с последующим отмиранием проигравших, или борьба правой или левой руки у человека? А сколько вопросов еще будет…
Ницше отрицал не только такое явление как способность живого организма к приспособлению, но и наследственность, считая множество документов, доказывающих эти явления, лишь описанием огромного круга фактов: «Каким образом известный орган может быть приноровлен для какой-нибудь цели, - это остается неясным».
Впрочем, скептически он относился и к другим научным открытиям. Таково было его отношение к атому как наименьшей частицы химического элемента и атомистике в целом. И здесь мы остановимся и рассмотрим этот вопрос подробнее.
***
Историческая справка
История открытия атома очень интересна. Понятие о нем было сформулировано еще древнегреческими философами, а в XVII-XVIII вв. эта идея была экспериментально подтверждена химиками. В XVIII веке трудами А. Лавуазье, М. В. Ломоносова и других ученых была доказана реальность существования атомов.
Но вся атомистика ещё носила абстрактный, натурфилософский характер.
В первое десятилетие XIX в. начали создаваться основы атомно-молекулярного учения в химии, в это время Д. Дальтон сформулировал понятия «атом» и «молекула» («сложный атом») и впервые составил таблицу относительных атомных масс. В 1811г. А. Авогадро, преодолевая противоречивости атомистической теории Дальтона, сделал чрезвычайно важный для развития науки вывод: можно определить «относительные массы» молекул газообразных веществ при делении их плотностей. Используя результаты Ж. Гей-Люссака, А. Авогадро рассчитал молекулярные и атомные массы элементов и наиболее известных веществ. В 1814 году формулируется закон Авогадро для газообразных веществ. В 1837-1841 годах Авогадро издал четырехтомное сочинение "Физика весомых тел, или трактат об общей конституции тел". Этот труд оказался первым в истории учебником молекулярной физики. Авогадро в своих трудах пользовался понятием молекула газа, которое, в современной терминологии, включало в себя одновременно понятия атом и молекула.
Наряду с химическими свойствами атомов были изучены их оптические свойства. Было установлено, что каждый элемент обладает характерным оптическим спектром; был открыт спектральный анализ (немецкие физики Г. Кирхгоф и Р. Бунзен, 1860).
В 1860 г. на международном съезде химиков в г. Карлсруэ (Германия) были приняты определения понятий молекулы и атома.
Во второй половине XIX в. Менделеев создал свою периодическую таблицу элементов на основе идеи различия атомов. В марте 1869 г. Менделеев сообщил Русскому химическому обществу об открытом им законе в статье «Соотношение свойств с атомным весом элементов» и тогда же сформулировал его основные положения. Из них особенно замечательны следующие: «Величина атомного веса определяет характер элемента, как величина частицы определяет свойства сложного тела. Должно ожидать открытия еще многих неизвестных простых тел... Некоторые аналогии элементов открываются по величине веса их атома».
Таким образом, перед учеными XIX века атом предстал как качественно своеобразная частица вещества, характеризуемая строго определёнными физическими и химическими свойствами.
До конца XIX века в химии царило убеждение, что атом есть наименьшая неделимая частица простого вещества. Считалось, что при всех химических превращениях разрушаются и создаются только молекулы, атомы же остаются неизменными и не могут дробиться на части.
Надо сказать, что, несмотря на то, что во второй половине ХIХ века понятие атома уже играло значительную роль и в химии и в физике, но самого атома никто так и не видел, не измерил, и не засвидетельствовал его существование. Многие ученые были убеждены в существовании атомов задолго до того, как смогли это доказать. Допуская их наличие, ученые могли объяснить то, что они наблюдали в своих экспериментах и в природе, атомистическая модель полностью удовлетворяла представлениям о строении реального мира. Модель работала, хотя никто не мог доказать ее истинность.
И, наконец, только в конце XIX — начале XX века были сделаны открытия, показавшие сложность строения атома и возможность превращения одних атомов в другие. Экспериментальным путем физиками было доказано существование его структуры и открыты субатомные частицы. Это послужило толчком к образованию и развитию нового раздела химии «Строение атома».
До этой величайшей революции в физике, подарившей миру открытие Х-лучей (рентгеновских), явления радиоактивности и электрона, многие физики и химики, а среди них были и ведущие ученые, к идее реального существования атома относились скептически. Полного единодушия среди ученых по этому вопросу не было. Атом, как справедливо отмечал Менделеев, оставался всего лишь гипотезой, хотя само понятие об атоме уже много веков было общепризнанным. Более того, сам Д.И.Менделеев, имея естественно-научное мировоззрение, так и не признал (точнее, не хотел признавать, несмотря на многочисленные факты) существование электрона, как составной частицы атома. Ученый сетовал, что современная химия «запуталась в ионах и электронах».
Долгое время атомно-молекулярную теорию не признавали М.Бертло, С.Девиль, Г.Кольбе и многие другие химики. Их рассуждения были просты и логичны: «Если атомы невозможно увидеть, значит, они не существуют». Основоположник учения о катализе В.Оствальд, будучи известным ученым физико-химиком, лауреатом Нобелевской премии по химии 1909 года и философом-идеалистом, издает учебник химии, где слово «атом» ни разу не упомянуто (к концу жизни он все же признал атомно-молекулярное учение, показав тем самым, что для ученого признание истины важнее вопросов самолюбия).
Споры и дискуссии по проблеме атома велись нешуточные. Человечество входило в область ранее незнаемого, неизведанного. Каждый новый опыт ставил перед экспериментаторами новые вопросы, аналогов которым не было, и ответов на которые человечество не знало. Изучение атома шло методом проб и ошибок. Одно время некоторым ученым казалось, что «материя исчезла» (физик Л.Ульвиг), что подорваны принципы сохранения энергии и массы. И вот уже Анри Пуанкаре провозгласил вдруг, что современная физика — это «руины старых теорий», что в новейшей физике происходит «всеобщий разгром принципов».
Великий немецкий ученый Гейзенберг (ему принадлежит знаменитый принцип неопределенности) считал, что невозможно описать такой феномен, как атом. Все, что мы можем делать – вести наблюдения на уровне физики и составлять описания явлений. Эти данные можно прочитать только как серию таблиц, не относящихся к какой-то единой «картине» атома. Оствальд провозгласил, что «гипотезы об атомах и молекулах можно отбросить, как костыли, в которых не нуждается зрелая наука», утверждая, что первоосновой мира является не материя, а энергия. Взглядам Оствальда рукоплескали философы-идеалисты, считавшие, что его учение «навсегда положило конец субстанциальному понятию материи».
Оствальду возражали даже его ближайшие друзья, коллеги по работе в области физической химии, крупнейшие термодинамики – С.Аррениус, Вант-Гофф, В.Нернст и др. К ним присоединился Д.И.Менделеев, который показал, что учение Оствальда представляет собой не что иное, как возвращение к «динамизму» древних, считавших, что материя — всего лишь проявление сил. Очень аргументированной критике подверг все положения Оствальда Л.Больцман. По этому поводу С.Аррениус заметил: «С энергетикой ему (Оствальду) не особенно повезло, Больцман разрушил ему всю систему».
Таким образом, в спорах схлестнулись сторонники идеалистического и материалистического взглядов на мир. В бой вступили философы. Все эти «шатания мысли» в вопросе материальности мира и объективности истин, установленных наукой, подробно рассмотрены В.И.Лениным в его работе «Материализм и эмпириокритицизм», где сокрушительной критике подверглись все те, кто капитулировал перед идеализмом, будучи обескуражен новыми, непонятными на первом этапе научными открытиями. «”Материя исчезает”, — писал В.И.Ленин, — это значит исчезает тот предел, до которого мы знали материю до сих пор, наше знание идёт глубже…»; «…Диалектический материализм настаивает на временном, относительном, приблизительном характере всех этих вех познания природы прогрессирующей наукой человека. Электрон так же неисчерпаем, как и атом…».
Ранее о проблеме отхода некоторых ученых от материалистического взгляда на изучение мира в сторону идеализма писал Д.И.Менделеев: «От физики до метафизики теперь стараются сделать расстояние до того обоюдно ничтожно малым, что в физике, особенно после открытия радиоактивности, прямо переходят в метафизику, а в этой последней стремятся достичь ясности и объективности физики. Старые боги отвергнуты, ищут новых, но ни к чему сколько-либо допустимому и цельному не доходят: и скептицизм узаконяется, довольствуясь афоризмами и отрицая возможность цельной общей системы. Это очень печально отражается в философии, пошедшей за Шопенгауером и Ницше, в естествознании, пытающемся «объять необъятное» по образу Оствальда или хоть Цыглера…»…
Президент физической секции английских естествоиспытателей А.У.Риккер, выступая в 1901 г., отверг все сомнения в существовании атомов. «…Несмотря на приблизительный характер некоторых наших теорий, несмотря на многие частные затруднения, теория атомов… в главных основах верна… атомы не только вспомогательные понятия для математиков, а физические реальности», - сказал он, заканчивая свою речь.
Ход дальнейшего изучения атома, революционные открытия в физике привели к тому, что многие ведущие ученые, ранее не признававшие реальность атома или не понимавшие и не принимавшие материалистических начал в ходе некоторых процессов, связанных с ним, отказались от своих прежних взглядов. А.Пуанкаре, например, заявил: «…атомы более уже не являются удобными фикциями… Атом химика сейчас реальность». Такое же признание в 1908 г. сделал и В.Оствальд: «…атомическая гипотеза поднята на уровень научно обоснованной теории».
Атомистика восторжествовала, но уже в новом качестве.
***
В эту напряженную борьбу умов «за» атом или «против» Ницше вносит свою лепту. Исходя из своей общефилософской концепции, что мир постичь невозможно, но «сократический» рациональный человек стремится все познать и объяснить, Ницше делает вывод, что человек сам придумывает модель мира, его элементы, его механизмы, перекладывая свои представления на действительную реальность: «Мы можем постичь лишь мир, который мы сами создали» (курсив автора). Более того, продолжая развивать эту тему, Ницше утверждает: «Именно фактов не существует, а только интерпретации. Мы не можем установить никакого факта “в себе”, быть может прямо бессмысленно хотеть чего-либо подобного»; говорит о том, что атом как материальная частица не существует: «Против физического атома. Чтобы понять мир – мы должны быть в состоянии вычислить его: чтобы быть в состоянии вычислить его – мы должны иметь постоянные причины – так как в действительности мы таких постоянных причин не находим, то мы их выдумываем – таковы атомы. Таково происхождение атомистики… Понятие “атома”... есть язык знаков, заимствованный из нашего логико-психического мира» (курсив мой). «Атом, гипотетически построенный ими (физиками – прим. моё), выведен путем умозаключения, силой логики… — он поэтому и сам также является субъективной фикцией.» «Механистический мир мыслится нами так, как единственно его могут себе вообразить наш глаз и наше осязание (как «движущийся») — таким образом, что он поддается вычислению, для чего вымышляются нами причинные единства,— «вещи» (атомы), действие которых остается постоянным (перенесение ложного понятия субъекта на понятие атома)» и т.д. Как обычно, аргументацией и доказательствами своего мнения Ницше себя не утруждает.
Ницше о физических и химических процессах
Рано или поздно, но с существованием физических и химических законов и процессов пришлось смириться, как пришлось смириться и с понятием атома, стоящим во главе угла всех этих процессов, правда, не называя его открыто. Сделал Ницше это весьма неохотно и продолжал к ним относиться с большим недоверием, но и в толкование этих процессов он также внес свою любимую идею борьбы за власть: «Я остерегаюсь говорить о химических “законах” - в этом есть какой-то моральный привкус. Здесь дело идет скорее об абсолютном установлении отношений власти – более сильное становится господином более слабого, поскольку именно это последнее не может отстоять данную степень своей самостоятельности, в этом нет ни сожаления, ни пощады, еще меньше уважения к “законам”!»; «… всякий центр силы – не только человек – конструирует из себя весь остальной мир, т.е. меряет его своей силой, осязает, формирует… каждое специфическое тело стремится к тому, чтобы овладеть всем пространством, возможно шире распространить свою силу (его воля к власти) и оттолкнуть все то, что противится его расширению. Но тело это постоянно наталкивается на такие же стремления других тел и кончает тем, что вступает в соглашение (“соединяется”) с теми, которые достаточно родственны ему – таким образом, они вместе составляют тогда заговор, направленный на завоевание власти. И процесс идет дальше…».
(По-моему, прекрасная метода для объяснения двоечникам протекания химических процессов пошагово. Так, на примере химической формулы воды – Н2О – можно показать весь ход борьбы атомов водорода и кислорода за власть и место в колбе, раскрыть коварные заговоры и соглашения между отщепенцами (собрались тут по трое, понимаешь ли!) и показать к чему все это привело – молекулы воды захватили всю власть в посуде!)
Борьбу за власть Ницше находит даже в причинно-следственных связях, где, по его мнению, причина и следствие – не взаимосвязанные и вытекающие одно из другого события, а неравные по силе, в корне отличные друг от друга элементы, между которыми идет борьба, в ходе чего власть между элементами перераспределяется, и из этой борьбы элементы выходят «с другими объемами власти».
(На улице холодно (причина), поэтому я надел пальто (следствие). Но, следуя логике Ницше, если вторая часть предложения в «борьбе» самостоятельных элементов вдруг «победит», то звучать будет так: «Я надел пальто, поэтому на улице холодно.»?)
Я думаю, примеров достаточно. Справедливости ради надо сказать, что в конце XIX в. под влиянием теорий естественного отбора и борьбы за выживание в природе, сформулированных Ч. Дарвином, возник так называемый социальный дарвинизм – социологическое учение, согласно которому названные закономерности распространяются на отношения в человеческом обществе.
У Ницше же, как я понимаю, произошла перестановка знаков «+» и «-»: он свою теорию борьбы за власть, относящуюся к человеческим социальным отношениям, перенес на природные, физические, химические и другие явления. Как мы уже знаем, в своей социологии Ницше отвергал прогресс человеческого общества: «Прогресс. — Не надо впадать в ошибку! Время бежит вперед, — а нам бы хотелось верить, что и все, что в нем, бежит также вперед, что развитие есть развитие поступательное... Такова видимость…”Человечество” не движется вперед, его и самого-то не существует… Человек не есть шаг вперед по отношению к животному…». Это же суждение он переносит и на природу, на весь органический мир: «Что виды представляют собой прогресс – это самое неразумное утверждение в мире... До сих пор не удостоверено ни одним фактом, что высшие организмы развились из низших… Первое положение: человек как вид не прогрессирует. Правда, достигаются более высокие типы, но они не сохраняются. Уровень вида не подымается. Второе положение: человек как вид не представляет прогресса в сравнении с каким-нибудь иным животным. Весь животный и растительный мир не развивается от низшего к высшему...». И тут же – любимая версия процесса деградации: «Самые богатые и сложные формы – ибо большего не заключают в себе слова “высший тип” – гибнут легче; только самые низшие обладают кажущейся устойчивостью. Первые достигаются редко и с трудом удерживаются на поверхности, последним помогает их компрометирующая плодовитость». Таким образом, Ницше подводит итог своему заочному спору с Дарвином: «… я вижу всегда… обратное тому, что видит в настоящее время Дарвин с его школой… : вымирание счастливых комбинаций, бесполезность типов высшего порядка, неизбежность господства средних, даже ниже средних типов».
Итог мрачен – деградацию мыслитель видит во всем: в человеческом обществе (культуре и социальных отношениях), в науке, в природе, - везде, по его мнению, уничтожаются, погибают «высшие типы» и размножаются и возвышаются «низшие».
В целом, к современной ему науке, допустившей унижение человеческого достоинства, Ницше относится весьма неприязненно. И есть отчего: наука утверждает и доказывает, что человек не является центром Вселенной; он, как и все остальные организмы, был вынужден приспосабливаться к внешним условиям, а не априори властвовать над ними – т.е. человек не стоит над несовершенной природой, а сам является ее частью; утверждается, что в природе идет процесс эволюции, тем самым дается возможность низшим формам преобразовываться в высшие; в конце концов, появляются все новые и новые отрасли наук, непонятные, пугающие – все это для Ницше просто недопустимо. Поэтому будущее ее неутешительно, предрекает мыслитель: «И вот наука, гонимая вперёд своею мощной мечтой, спешит неудержимо к собственным границам — здесь-то и терпит крушение её, скрытый в существе логики, оптимизм. Ибо окружность науки имеет бесконечно много точек, и в то время, когда совершенно ещё нельзя предвидеть, каким путём когда-либо её круг мог бы быть окончательно измерен, благородный и одарённый человек ещё до середины своего существования неизбежно наталкивается на такие пограничные точки окружности и с них вперяет взор в неуяснимое».
Круг познаваемого ограничен, выйти за его пределы невозможно, да и не нужно: «Научный дух могуществен в частностях, но не в целом… в отношении… общих крупных наук, рассматриваемых как целое, легко возникает вопрос - весьма необъективный вопрос: к чему они? какую пользу они приносят?». Бесполезность занятия любой наукой для Ницше очевидна: «Наука совершенствует умение, а не знание. Ценность того, что человек некоторое время строго изучает какую-либо строгую науку, покоится отнюдь не на результатах этого изучения: ибо последние по сравнению с океаном явлений, заслуживающих изучения, составляют бесконечно малую каплю», «…Почти во всех науках основные положения либо найдены в самое последнее время, либо же только отыскиваются; это прельщает совсем иначе, чем когда все существенное уже найдено, и исследователю остается только собирать жалкие осенние остатки урожая…». Впрочем, мыслитель видит и некоторые положительные моменты в этом времяпрепровождении: «…это дает прирост энергии, способности к умозаключениям, силы выдержки; человек научается целесообразно достигать цели. В этом смысле для всяких позднейших занятий весьма ценно быть некоторое время человеком науки», так что ради тренировочного процесса можно на досуге побаловаться научными изысканиями! Но, вообще-то, пользы от ученых никакой, т.к. "ученый — стадное животное в царстве познания. Он занимается исследованиями, потому что ему так велено и потому что он видел, что до него так поступали", — так говорит Ницше!
В свои прогнозы на будущность науки, и без того неутешительные, Ницше вводит и любимую теорию «вечного возвращения», правда, с пугающей концовкой: «Будущность науки… чем меньше удовольствия будет доставлять интерес к истине, тем более он будет падать; иллюзия, заблуждение, фантастика шаг за шагом завоюют свою прежнюю почву, ибо они связаны с удовольствием; ближайшим последствием этого явится крушение наук, обратное погружение в варварство; опять человечество должно будет сызнова начать ткать свою ткань, после того как оно, подобно Пенелопе, ночью распустило ее. Но кто поручится нам, что оно всегда будет находить силы для этого?». (Просто сценарий для голливудского фильма-катастрофы или триллера какого-то.)
И, наконец, современной наукой надо руководить, говорит Ницше: «Строго рассуждая, не существует никакой "беспредпосылочной" науки, самая мысль о таковой представляется немыслимой, паралогичной: нужно всегда заведомо иметь в наличии некую философию, некую "веру", дабы предначертать из нее науке направление, смысл, границу, метод, право на существование…» .
Очень спорное высказывание. Мы можем вспомнить примеры такого руководства наукой – и генетика в СССР в свое время называлась «продажной девкой империализма» и делилась на «советскую» (мичуринскую) и «империалистическую» (вейсманизм-менделизм-морганизм), и кибернетику советские философы называли реакционной лженаукой, препятствуя ее развитию… Но, все же, в те годы в СССР бал правила идеология, вмешиваясь в течение научных процессов и нарушая их поступательное движение, а Ницше-то чего так боится, что призывает к ограничениям и запретам в науке?
Собирая материал по этой теме и анализируя его, я никак не могла отделаться от мысли, что Ницше в своем отношении к науке и ученым напоминает мне очень не умного обывателя. В самом деле, как иначе можно назвать человека, который обвиняет всю науку и ученых в крушении своих иллюзий; который отрицает существование того или иного объекта, аргументируя по образцу: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда»; который, плохо вникая в труды специалистов – профессионалов в своем деле, с упрямством, достойным лучшего применения, пытается навязать свой дилетантский, неаргументированный, бездоказательный взгляд на ту или иную научную проблему, понося на чем свет стоит «оппонентов» (которые об этом человеке и его «теориях» даже и не слыхали). В целом, тема «Наука и Ницше» - это прямо-таки тема бессмертной басни «Слон и Моська».
______________________________________________________________________________
(1)Бенедикт Спиноза (1632-1677) – нидерландский философ. Один из главных представителей философии Нового времени, рационалист.
(2) Чарльз Ро́берт Да́рвин (1809 —1882) — английский натуралист и путешественник, одним из первых осознал и наглядно продемонстрировал, что все виды живых организмов эволюционируют во времени от общих предков.
(Продолжение следует…)
@темы: история, читальный зал, литература, Антиутопии - утопии - Платон - Ницше