X
Заметки читателя (окончание)
Итак, волей-неволей вливаясь в капиталистические отношения, Толстой, тем не менее, ненавидел как сам капитализм и новых буржуа, так и себя за «паразитический» образ жизни. В его очень непростой личности уживались и смиренный богоискатель, и патриархальный помещик, и народный защитник, и потомственный аристократ. Противоречивость его натуры видели многие, в том числе и старший сын, Сергей Львович, да и сам Л. Н. Толстой страдал от своей многоликости.
читать дальше«Если бы я слышал про себя со стороны, - про человека, живущего в роскоши, отбивающего все, что может, у крестьян, сажающего их в острог, и исповедующего, и проповедующего христианство и дающего пятачки, и для всех своих гнусных дел прячущегося за милой женой, - я бы не усомнился назвать его мерзавцем! А это-то самое и нужно мне, чтобы мне освободиться от славы людской и жить для души...» (Л. Толстой Запись в дневнике от 2 июля 1908 года).
Вспоминает С. Л. Толстой: «В 60-х и 70-х годах, до “кризиса” [нравственного переворота – прим. моё], отец… был жизнерадостен, властен и гордился своим аристократизмом. … он писал: “Я сам принадлежу к высшему сословию, обществу и люблю его. Я не мещанин, как смело говорил Пушкин, и смело говорю, что я — аристократ и по рожденью, и по привычкам, и по положенью… (…) …ни отец, ни дед мой не знали нужды и борьбы между совестью и нуждою (…) и ежели счастье это не принадлежит всем, то из этого я не вижу причины отрекаться от него и не пользоваться им.”».
(Замечу, Л. Толстой происходил из знатного дворянского рода, известного, по легендарным источникам, с 1351 года. Его предок по отцовской линии, граф Пётр Андреевич Толстой, известен своей ролью в следствии по делу царевича Алексея Петровича, за что был поставлен во главе Тайной канцелярии. Дед Толстого по матери – екатерининский генерал, Николай Сергеевич Волконский. Кроме Волконских, Л. Н. Толстой состоял в близком родстве с некоторыми другими аристократическими родами: князьями Горчаковыми, Трубецкими и другими.)
Впоследствии Л. Толстой от своего аристократизма отрекался, но, как ни крути, он так и остался хорошо образованным и воспитанным аристократом с чувством собственного достоинства, сдержанностью в отношениях с людьми, непереносимостью к распространявшимся фамильярности и амикошонству. И хотя он всегда уважал людей труда, особенно крестьян, а с нравственным переворотом стал, просто-таки, поклоняться простому народу и идеализировать его, мне кажется, глубоко он свой народ не знал и так и остался для простых людей, да и в глубине своей души, помещиком-аристократом.
Слово С. Л. Толстому: «В июле 1874г. отец опять поехал в самарское имение и взял меня с собою, от чего я, конечно, был в восторге. Из этой поездки я помню, как меня удивило, что отец разбранил молоканина Ивана Дмитриевича, арендовавшего часть нашего имения, за то, что он припахал к своей арендованной земле десятин тридцать.
Помню выражение отца, меня удивившее: “Я не для того купил имение, чтобы кормить вашего брата, ...-мужиков.”».
И еще: «Однажды он высказал такую мысль (передаю ее так, как запомнил, может быть, не теми словами, которыми он ее выразил): “О степени культурности страны следует судить не по распространению грамотности и образованности среди массы, а по степени образованности высшего слоя населения. В России высший слой образован столько же, если не больше, чем в других европейских странах. Поэтому нельзя сказать, что Россия менее цивилизованна, чем они”».
Не этот ли врожденный сословный дворянский аристократизм подогревал стремление Л. Толстого быть учителем и проповедником для простого народа, не он ли оттенял презрение потомственного графа Толстого к безродным буржуа-нуворишам и общественно-политическому строю, который они несли, не он ли внес свою лепту в поклонение Толстого патриархальным традициям и устоям прошедших веков?
В черновиках романа «Анна Каренина» есть целый эпизод, не вошедший в окончательную редакцию романа, но ясно показывающий отношение потомственных аристократов к дельцам нового типа. Буржуа Роландаки – финансист, очень богатый, умный, прекрасно образованный и воспитанный человек, привлекает к себе представителей высшего света, вплоть до великого князя. К нему ездят, чтобы приятно провести время, полюбоваться коллекцией произведений искусства, он устраивает великолепные приемы с изысканным угощением. Именно на его богатой даче, а не на даче Бетси (как в окончательном варианте), собирается «Общество партии крокета». Но вместе с тем, он – чужак для аристократического общества. Дворяне-аристократы общаются с ним в пределах строго очерченных границ, как с человеком, стоящим на более низкой ступени социальной лестницы. Кстати, среди гостей Роландаки оказываются Вронский и Анна.
Из всего этого эпизода в окончательный текст романа вошел только вопрос Анны к Бетси: «Вы будете на празднике у Роландаки?».
***
Возвращаясь к роману «Анна Каренина» и к одному из его главных героев – Левину, мы можем отметить, что он был в самом начале пути, позднее преодоленном его прототипом. Все проблемы и вопросы, стоящие перед Левиным в полный рост или только затронутые в романе, подверглись Толстым тщательному изучению и осмыслению, и привели к их разрешению в публицистике и религиозно-философских трактатах последующих лет.
Так, размышления Толстого-Левина о крестьянском вопросе, взаимоотношениях с простыми тружениками, вопросах хозяйствования и понижении его уровня, в конечном итоге, подвели писателя к идее «опрощения».
Неприятие сути деятельности отдельных элементов государственных и общественных учреждений в деревне (земств, медицинских пунктов, школ и т.п.) вылилось в неприятие цивилизации и технического прогресса в капиталистическом обществе в целом.
Вопросы религии, занимавшие Левина, его богоискательство, обернулись целостной системой религиозных взглядов Толстого, отличной от официальной религии.
Впоследствии окончательно оформились и только обозначенные в романе требования писателя к искусству.
Отношение к капиталистическим началам, к государству в целом, его идеологии, культивированию патриотизма, к «женскому» и семейному вопросу, волновавшему общество, и многое-многое другое, что в дальнейшем нашло свое отражение в публицистике писателя, было впервые затронуто им на страницах романа.