IX
(окончание)
Отступление. Л. Н. Толстой и «цивилизация» (часть III)
*
Кроме того, что блага цивилизации предназначены только для имущих классов и ложны по своей сути, они, как и медицина, еще и глубоко безнравственны, т.к. уготованы для удовлетворения материальных потребностей, потребностей тела, а не духа.
«Все, что мы называем культурой: наши науки и искусства, усовершенствования приятностей жизни,— это попытки обмануть нравственные требования человека; все, что называем гигиеной и медициной,— это попытки обмануть естественные, физические требования человеческой природы» (Л. Толстой «Так что же нам делать?» (1885)).
читать дальшеСамосовершенствование и самовоспитание – вот наипервейшие задачи человека, нравственное возрождение, духовное преобразование, стремление к добродетельной жизни,– таковы его цели. Увеличивающиеся же материальные блага, направленные на создание максимально комфортной и легкой жизни, отвлекают человека от нравственной работы, от духовной деятельности по построению царства божьего на земле. Люди больше занимаются телом: обеспечивают его комфортное и здоровое существование, а не духом, что огорчает писателя. 14 ноября 1903г. он пишет в дневнике: «Когда жизнь людей безнравственна и отношения их основаны не на любви, а на эгоизме, то все технические усовершенствования, увеличение власти человека над природой: пар, электричество, телеграфы, машины всякие, порох, динамиты, робулиты – производят впечатление опасных игрушек, которые даны в руки детям». Еще одна, более ранняя, запись от 25 апреля 1895г.: «… я жду и мечтаю, и не только мечтаю, но и стараюсь, о другом единственно важном прогрессе не электричества и летанья по воздуху, а о прогрессе братства, единения, любви, установления царства божия на земле». И еще, от 28 мая 1907г: «…живи люди более духовной жизнью, не было бы браунингов, войн, голодных детей и матерей, уничтожающих плод», и еще, и еще, и еще… Безнравственное существование в условиях материального благополучия – вот против чего протестует великий старец.
И все же Толстой делает некоторую уступку в отношении наук и технического прогресса. Описывая свое идеальное общество будущего, он отмечает, что при возвращении людей к праведной и единственно верной земледельческой жизни они возьмут на вооружение все те достижения цивилизации, которые помогут крестьянам обрабатывать землю и обустраивать свой быт без лишней роскоши и ненужных изобретений. (При этом писатель призывает отказаться от машин, «не только чистящих сапоги и вытирающих посуду, но и прорезывающих туннели и сдавливающих сталь и т.п.».) Кроме того, освобожденные от насилия государства рабочие «неизбежно начнут заводить совсем другие машины и приспособления с другими целями и в других размерах и в совершенно другом распределении», отличные от тех, что использовались при капиталистическом строе.
Вообще же, Толстой относится к искусству, техническому прогрессу, наукам с чисто утилитарной точки зрения. На все достижения цивилизации он смотрит глазами патриархального крестьянина и с его позиции решает: пригодится ли то или иное открытие, та или иная наука, отрасль экономики, жанр или произведение искусства и культуры в практической деятельности земледельца, приносят ли они конкретную пользу в данный момент времени, понятны ли они простому необразованному селянину.
Отсюда вытекают его требования простоты в искусстве и науках. Так, в музыке «кроме маршей и танцев разных композиторов, приближающихся к требованиям всемирного искусства, можно указать только на народные песни разных народов, от русского до китайского; из ученой же музыки — на очень немногие произведения, на знаменитую скрипичную арию Баха, на ноктюрн в Es-dur Шопена и, может быть, на десяток вещей, не цельных пьес, но мест, выбранных из произведений Гайдна, Моцарта, Шуберта, Бетховена, Шопена» (Л. Толстой «Что такое искусство» 1897).
Отрицая важность изучения клетки, спектрального анализа звезд, исследований химических веществ и другой научной деятельности, Толстой ставит перед наукой чисто практические задачи: «каким топором, каким топорищем выгоднее что рубить; какая пила самая спорая; как месить лучше хлебы — из какой муки, как ставить их, как топить, строить печи, какая пища, какое питье, какая посуда самая удобная и выгодная в данных условиях, какие грибы можно есть и как их разводить, приготовить удобнее,— про это наука никогда и не думала. А ведь это все дело науки» (Л. Толстой «Так что же нам делать?» (1885)).
Медицине предлагается заниматься исключительно профилактикой простудных заболеваний, режимом дня и вопросами личной гигиены: «как лучше разделять время труда, как лучше питаться, чем, в каком виде когда, как лучше одеваться, обуваться, противодействовать сырости, холоду, как лучше мыться, кормить детей, пеленать и т.п., именно в тех условиях, в которых находится рабочий народ» (там же).
Лечение же тяжелых заболеваний Толстой считает не только бессмысленным, но и вредным занятием: «Вред медицины в том, что люди больше заняты телом, чем духом… Главное, [медицина – прим. моё] приучает людей – даже народ – больше заботиться о теле, чем о душе. Если бы не было ее совсем, не было бы этого соблазна заботы о теле, люди больше думали бы о душе, и в общем положение людей было бы много лучше. Прекрасное выражение в народе, когда болен: помираю. Болезнь заставляла бы думать о смерти, а не об аптеке» (запись в дневнике 28 мая 1907г.).
Кроме всего прочего, «правильная» жизнь, по Толстому, предполагает отказ от «искусственно» созданного разделения труда и соединение различных видов трудовой деятельности – умственный и физический – чередованием в течение всего дня. Так, каждый человек (включая ученых, инженеров, врачей, учителей и деятелей культуры) должен свое время до завтрака посвятить тяжелому физическому труду, от завтрака до обеда – умственному, от обеда до полдника заниматься своими ремеслами, и от полдника до вечера общаться с людьми.
Составив такой распорядок дня и всячески его пропагандируя, Толстой не брал во внимание невозможность его выполнения всеми без исключения. Он не понимал, что работающий человек, живущий своим трудом, владеющий какой-то профессией и с помощью ее кормящийся сам и содержащий семью, просто не имеет возможности применять этот режим работы на практике.
И тем не менее, огромная доля истины в словах Толстого есть.
Прежде всего, он выступает против формирующегося общества потребления, общества, создающего и потребляющего намного больше, чем это необходимо для нормальной жизни, общества, где классами имущих востребованы предметы далеко не первой необходимости, предметы роскоши, новинки науки и техники, недоступные для простого народа.
Писатель обличает «цивилизацию», служащую только богатым классам, не приносящую пользу и благо народу. Наука ради науки, высокое искусство для избранных, достижения техники для привилегированных классов, хорошая медицина только для состоятельных людей – вот что является объектом его критики. В первых ростках общества потребления он увидел то, что сегодня расцвело махровым цветом в современном нам капиталистическом обществе.