VIII
Семья Левиных (окончание)
Левин (окончание). Левин о справедливом социальном строе и идеальном обществе
Итак, Левин (как и его прототип) мечтает об устройстве справедливого социального строя, несущем всем счастливую жизнь.
Капиталистический строй, по его пониманию, идущий в Россию из Европы, он не приемлет. Все буржуазные экономические формы и новые методы хозяйствования отрицает. Банки, акционерные общества, различные формы аренды и ренты и т.д. и т.п. – все приводит Левина в негодование. С освобождением крестьян и налаживанием, хотя и медленным, капиталистических отношений в деревне ее вековое застойное существование закончилось. На землю пришли новые люди, вытесняющие старое непроизводительное помещичье дворянство, земля стала активно сдаваться в аренду, продаваться и покупаться, новые состоятельные хозяева применяли и новые методы обработки земли, современную заграничную технику – в деревне начало разворачиваться товарное производство сельскохозяйственной продукции. Все это пугало патриархальных помещиков, к числу которых принадлежал и Левин.
читать дальшеКонечно же, доля правды в его рассуждениях есть: с приходом капитализма в деревню в результате перепродаж земли какие-то участки оказались выведенными из земледельческого оборота, например, для бурно развивающегося строительства железных дорог, что очень не нравится Левину. Не нравится ему, и как зарабатывают деньги новые богачи: «Все эти люди, как наши откупщики, наживают деньги так, что при наживе заслуживают презренье людей, пренебрегают этим презреньем, а потом бесчестно нажитым откупаются от прежнего презренья», «Разве это труд, чтобы добыть концессию и перепродать? (…) Приобретение нечестным путем, хитростью,..— это зло, приобретение громадных состояний без труда, как это было при откупах, только переменило форму».
Противна Левину и бьющая в глаза роскошь нуворишей, и их огромные траты на удовлетворение своих прихотей.
Но не только это осуждает Левин, так, ему не нравятся и сами люди, покупающие или арендующие земли у разоряющегося дворянства, и условия сделок: «Тут арендатор-поляк купил за полцены у барыни, которая живет в Ницце, чудесное имение. Тут отдают купцу в аренду за рубль десятину земли, которая стоит десять рублей». Причем, если землю выкупает мужик-крестьянин, то Левин это приветствует: «Теперь мужики около нас скупают земли, — мне не обидно. Барин ничего не делает, мужик работает и вытесняет праздного человека. Так должно быть». Странно, что Левин, опять-таки, не видит, что этот мужик, скупив земли, нанимает наемных работников для ее обработки и, богатея, перестает работать сам, становясь таким же «праздным» эксплуататором, как помещики и дворяне.
Впрочем, черт эксплуататора в зажиточном мужике-кулаке, пользующемся трудом наемных работников, Левин (а с ним и Толстой), действительно, не замечает. Для него идеалом стал такой зажиточный мужик, который купил у помещицы 120 десятин и арендовал у соседнего помещика еще 300. «Малую часть земли, самую плохую, он раздавал внаймы, а десятин сорок в поле пахал сам своею семьей и двумя наемными рабочими», вводил некоторые небольшие усовершенствования и год от году богател. «Где же с работниками вести дело?», - риторически спрашивал мужик. «— Да ведь вот ты ж хозяйничаешь с работниками? — Наше дело мужицкое. Мы до всего сами. Плох — и вон; и своими управимся» (выделено мной). Как видно, то, что старик сдавал землю в аренду, имея от этого какой-то доход, здесь Левина не пугает. (Также возникает и еще один вопрос: у мужика 120+300=420 десятин. 40 из них он обрабатывает с семьей и наемными работниками: 420-40=380 десятин. Из этих 380 десятин он лишь «малую часть земли… раздавал внаймы», что же тогда он делал с оставшейся землей? Не лукавит ли этот мужик, обманывая доверчивого Левина и иже с ним Толстого? Не со сдачи ли внаем бОльшей части земли жил этот справный хозяин, богатея год от года? [кстати, что и пытался сделать предприимчивый левинский пайщик, за что был им осуждаем].)
Возникает интересное противоречие: отрицая капитализм в целом, Толстой, по сути, воспевает кулака – продукт капиталистических отношений в деревне (см. часть II, Историческая справка. Сельское хозяйство в пореформенный период).
Итак, идеал для Левина определился: семейное хозяйство с минимумом наемных работников. Ведение хозяйства по старому, привычному работникам способу с введением минимальных новшеств, без использования сложных машин и механизмов. Именно такой способ ведения хозяйства должен был привести к успеху и хорошим результатам, давая необходимый продукт для достойного существования семьи без излишней растлевающей роскоши.
Таким образом, воспевая чистоту и нравственность патриархального хозяйства, сам того не замечая, Толстой призывает к возвращению назад, по сути, к натуральному хозяйству. Именно такой способ хозяйствования, по мнению писателя и его героя, и обеспечит рай на земле.
Переход же к такому высоконравственному строю должен был совершиться без революций и насилия, мирным путем, путем достижения компромиссов между хозяевами и работниками, с соблюдением интересов всех членов общества.
«”Надо только упорно идти к своей цели, и я добьюсь своего, — думал Левин, — а работать и трудиться есть из-за чего. Это дело не мое личное, а тут вопрос об общем благе. Все хозяйство, главное — положение всего народа, совершенно должно измениться. Вместо бедности — общее богатство, довольство; вместо вражды — согласие и связь интересов. Одним словом, революция, бескровная, но величайшая революция, сначала в маленьком кругу нашего уезда, потом губернии, России, всего мира. Потому что мысль справедливая не может не быть плодотворна. Да, это цель, из-за которой стоит работать.”» (выделено мной)
Не принимая теорию о единых законах экономического развития для всех стран и народов, Левин пишет свою книгу по экономике и земледельческому вопросу, где пытается обосновать особый путь развития России. Основной задачей этого сочинения Левин поставил, ни больше ни меньше, – уничтожение политической экономии как бесполезной науки и закладку новой науки – «об отношениях народа к земле». Работа по книге продвигалась, оставалось «только съездить за границу и изучить на месте все, что там было сделано в этом направлении, и найти убедительные доказательства, что все то, что там сделано, — не то, что нужно».
В своей книге, анализируя вопросы земледелия в России, Левин приходит к следующим выводам. Капиталистические формы производства (заводы и фабрики), развитие транспортной системы (в основном, железнодорожной) и банковского дела он считал наносными и вредными для Отечества (все эти характерные черты капиталистического развития Левин называл «ненормально привитой России внешней цивилизацией»). При нерешенном земледельческом вопросе, убеждал Левин, нельзя развивать промышленность, транспорт, банковскую систему, т.к. это губит земледелие. Все богатства сосредотачиваются в городе, происходит перекос в их распределении, деревня получает значительно меньшую долю средств, что ведет к помехам в общем развитии страны. Сначала, говорит Левин, нужно развить сельское хозяйство, а уж потом – промышленность, транспорт и проч. «…богатство страны должно расти равномерно и в особенности так, чтобы другие отрасли богатства не опережали земледелия», «кредит, пути сообщения, усиление фабричной деятельности, несомненно необходимые в Европе, где они своевременны, у нас только сделали вред», – подводит итог Левин.
Другим рассматриваемым вопросом стал вопрос об отношении работника-крестьянина к земле. «Левин начал... сочинение о хозяйстве, план которого состоял в том, чтобы характер рабочего в хозяйстве был принимаем за абсолютное данное, как климат и почва, и чтобы, следовательно, все положения науки о хозяйстве выводились не из одних данных почвы и климата, но из данных почвы, климата и известного неизменного характера рабочего» (выделено мной).
Иными словами, все планы Левина о снижении уровня своего хозяйства, его отрицательное отношение к механизации сельского хозяйства основывались на представлении о русском мужике как о человеке, всегда работающим по-старинке и не нуждающемся в помощи сложных механизмов и машин, а по сути, не способного к их освоению.
(Надо ли говорить, что все левинские рассуждения принадлежали самому Толстому. Мысль о неизменном характере русского мужика, по свидетельству С.Л. Толстого, – «это одна из мыслей Толстого того времени, когда он занимался сельским хозяйством. В 60-х и 70-х годах крестьяне, недавно избавившиеся от барщины, еще не привыкли к новым условиям работы у землевладельцев и противились нововведениям. Это могло навести Толстого на мысль о неизменности характера сельскохозяйственного рабочего».)
Правда, мне, все-таки, кажется, что крестьяне противились всем барским нововведениям именно потому, что они были барскими. Крестьянин трудился на барина, отрабатывая барщину за свой надел, либо платя за него оброк, чувствуя себя обманутым земельной реформой, так зачем же ему еще и машины осваивать? Не для себя же и не на своей земле (подробнее см. часть II, Историческая справка. Сельское хозяйство в пореформенный период).
Интересен и следующий момент в рассуждениях Левина о построении идеального справедливого общества. Он не собирается отменять социальное неравенство, оставляя схему взаимоотношений «хозяин – работник» неизменной. Раздумывая о методах увеличения доходности хозяйств, предвкушая результат «вдвое, втрое против прежнего», Левин планирует распределять доходы следующим образом: «Разделите пополам, отдайте половину рабочей силе; та разность, которая вам останется, будет больше, и рабочей силе достанется больше» (выделено мной). Учитывая, n-количество работников при одном хозяине, в результате получаем, что доход хозяйской семьи все равно будет в разы больше, чем доход семьи одного работника. Понятно, что ни о какой справедливости говорить в этом случае не приходится.
На это противоречие Левину указывали и брат, сочувствующий коммунистам, и приятели-либералы. Но Левин стоял на своем.
Разговор с приятелями (участвует и Облонский):
Облонский: — Ну, так я тебе скажу: то, что ты получаешь за свой труд в хозяйстве лишних, положим, пять тысяч, а наш хозяин мужик, как бы он ни трудился, не получит больше пятидесяти рублей, точно так же бесчестно, как то, что я получаю больше столоначальника и что Мальтус [«известный железнодорожный богач» – прим. моё ] получает больше дорожного мастера. …
Левин: …Ты говоришь, что несправедливо, что я получу пять тысяч, а мужик пятьдесят рублей: это правда. Это несправедливо, и я чувствую это, но...
Облонский: — Да ты чувствуешь, но ты не отдашь ему свое именье…
Левин: — Я не отдаю потому, что никто этого от меня не требует, и если бы я хотел, то мне нельзя отдать, … и некому.
Облонский: — Отдай этому мужику; он не откажется.
Левин: — Да, но как же я отдам ему? Поеду с ним и совершу купчую?
Облонский: — Я не знаю; но если ты убежден, что ты не имеешь права...
Левин: — Я вовсе не убежден. Я, напротив, чувствую, что не имею права отдать, что у меня есть обязанности и к земле и к семье. (выделено мной)
Разговор с братом Николаем более резок.
«— Ты только взял чужую мысль, но изуродовал ее и хочешь прилагать к неприложимому», – говорил Николай о левинском идеальном обществе, сравнивая его с идеальным коммунистическим обществом.
«Левин … боялся, что это была правда, — правда то, что он хотел балансировать между коммунизмом и определенными формами и что это едва ли было возможно. — Я ищу средства работать производительно и для себя и для рабочего. Я хочу устроить... — отвечал он горячо.
— Ничего ты не хочешь устроить; просто, как ты всю жизнь жил, тебе хочется оригинальничать, показать, что ты не просто эксплуатируешь мужиков, а с идеею.» (выделено мной)
Увы, приходится признать, что и Облонский, и Николай были совершенно правы.
Обдумывая все эти разговоры и упреки в свой адрес, Левин находит компромисс. «Он считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа и теперь решил про себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и не роскошно жил, теперь будет еще больше работать и еще меньше будет позволять себе роскоши.» (выделено мной)
Но от права быть хозяином, барином, помещиком он не отказывается! Была ли такая идея жизнеспособной, мы узнаем на примере самого Толстого.